— Что толку от слабого человека? — добродушно проворчал Кованда и одним рывком извлек Пепиковы вилы из грязи. — Таких, как ты, надо отправлять на живодерню за казенный счет. Разве такие недоноски спасут Германию? — Он присел на корточки над вилами и взял в руки деревяшку. — Гляди, вот как надо отдыхать: упрись локтями в колени и чисти деревяшкой вилы. Прикидывайся, будто ты чем-то занят, для немцев это самое главное. Вот Бартлау на меня смотрит, а придраться не к чему!
По грязи к ним пробрался Гонзик и присел на корточки.
— Я был наверху, с полчаса сидел на корточках у берега. Пусть Гиль докажет, что у меня нет поноса: он раза три приходил поглядеть. Сукины дети! Если бы могли, запретили бы нам даже по нужде ходить!
Кованда встал и взялся за лопату.
— Если на днях не кончится война, в Германии, наверно, закроют все сортиры… Ну, сыпь наверх, недотепа, — сказал он Пепику.
Тот воткнул вилы в грязь и с трудом выбрался на берег. Кованда, с усмешкой глядевший ему вслед, видел, как Пепик обратился к Гилю, как тот молча и сердито махнул рукой и Пепик исчез за насыпью.
Повыше, почти у самой тропинки, работали Мирек и Карел. Выпрямляясь, они видели за насыпью опушку редкого леска, а за ним — беленькие домики лотарингской деревушки. Карел заметил у берега двух украинских девушек. Согнувшись, они бежали вдоль канала, прячась за насыпью, — видно, хотели добраться до леса.
— Не смотри туда, — сказал Карел Миреку и отвернулся, — они бегут в деревню выпрашивать хлеб. Только бы Бартлау их не заметил…
Десятник, злой как черт, шел по топкому дну канала к участку, который бетонировали украинцы. Длинная стальная рука крана непрерывно подавала им с берега свежий бетон. Подойдя к украинцам, Бартлау ловко вскочил на толстые бревна, по которым ездил кран и, притопывая, очистил свои сапоги, потом, расставив ноги, стал наблюдать за работами.
— Наверно, драться будет, — сказал Карел. — За месяц, что мы здесь, ни один день не обошлось без этого.
Бартлау вдруг прыгнул к украинцам и левой рукой ухватил за волосы одного из них. Сильный удар кулака, и парень повалился в грязь. Другого парня, который стоял на коленях, Бартлау с размаху ударил ногой; тот упал ничком, руки по локоть ушли в не засохший еще бетон. Бартлау поглядел вдоль русла канала на участок, где чехи разравнивали ил, и увидел, что на него устремлены взгляды всей чешской команды. Чехи стояли, опустив руки или опираясь на вилы и лопаты, и молча мрачно глядели на десятника.
— Ефрейтор Гиль! — взревел Бартлау и устремился на берег, — weiter machen, weiter machen![5]
Гиль спохватился и, оторвавшись от забавлявшего его зрелища, тоже заорал: «Also, los, los!»
Карел нагнулся над лопатой и поглядел в сторону леса.
— Плохо дело, — шепнул он Миреку. — Попались девушки…
Бартлау, стоя на берегу, заметил украинок. Несколько секунд он удивленно глядел на них, потом выхватил из кобуры пистолет и выстрелил. Остановившись, девушки испуганно оглянулись. Бартлау кинулся их догонять. Десятник бежал, как кровный скакун; его крепкие, длинные ноги так и мелькали в воздухе, голову он слегка наклонил, сжатые кулаки ритмически выбрасывал вперед. Бартлау даже не заметил, как уронил свою зеленую шляпу с кисточкой, все его внимание было устремлено на двух девушек на опушке, испуганно жавшихся друг к другу.
Подбежав к девушкам, Бартлау сбил обеих беглянок с ног и стал избивать их.
Мирек напряженно всматривался в этот мечущийся клубок тел. Вдруг он вскочил и, отбросив лопату, схватился за кирку. Карел еле удержал его за плечо.
— Не дури! — заорал он, в упор глядя на товарища. — Чего ты этим добьешься! Ничего! Полезай обратно.
Мирек стиснул зубы и озлобленно поглядел на Карела, потом пальцы его разжались, и кирка шмякнулась в грязь. Он с ожесточением сунул руки в карманы и спустился на дно канала. Карел медленно последовал за ним.
— Не раскисай, как баба, — сказал Карел. — Постарайся рассуждать здраво. Пошел бы ты на Бартлау с киркой — ну и что? Тебя же пристукнут, как мышонка. Вчера я ходил к архитектору Рамке, — ты видел, — он приехал — жаловаться на суп, который нам дают к обеду. Ведь это просто горячая вода, и в ней плавает недоваренная ботва. И знаешь, что он сказал? Мы были в будке одни, вот он и говорите «Вы, чехи, — свора наглых скотов, но мы с вас живо собьем спесь. Чехов я хорошо знаю, я учился в техноложке в Брно и ездил в Карловы Вары. Жрать вы будете то, что вам нальют в корыто, а сейчас проваливай, пока я не вынул пистолет. Ежели я тебя пристрелю, меня за это наградят железным крестом». И вытолкал меня за дверь.