Чтоб не заснуть, запишу о вчерашнем. Вчера мы с Адой в Дом ученых ходили на концерт. Знаменитый Гилельс [1] играл Шопена.
По этому случаю я к своему выходному серому платью пришила белый воротник с оборочками и такие же манжеты. Ада усмехнулась, но ничего не сказала, а я была готова тут же отпороть эти «рюши и бантики». Она, по обыкновению, в своем синем костюме, в туфлях на низких каблуках — и это ей очень идет.
В Доме ученых я впервые. Это старинный особняк на Дворцовой набережной [2]. В нем жил великий князь Владимир[3], ну, и всё — соответственно: мраморные лестницы, ковры, зеркала, стены в тон обивке мебели цветным шелком обтянуты — голубая гостиная, коричневая, красная. В угловой крохотной «мавританской» золотистой тканью все задрапировано, угли чуть теплятся в настоящем камине, свет притушен, а в окна сквозь узорчатую решетку силуэт Петропавловки виднеется… В общем, про этот дом можно без конца рассказывать. Какой зимний садик! С фонтаном, с цветущими кустами сирени! Какой ресторан! Весь обшит резными деревянными панелями — мы только на пороге постояли, зайти не рискнули. А какая старинная библиотека!
И публика особая — солидная, чинная, почти все знакомы между собой. Неужели это все ученые? Мы-то с Адкой случайно билеты достали, через ее знакомых, и, разумеется, старались быть «на уровне» — прогуливались не спеша, разговаривали вполголоса, по сторонам (явно) не смотрели.
Начался концерт. Зал небольшой, беломраморный, вдоль боковой стены — драпировка желтого шелка, такая же обивка белых кресел, и даже рояль — белый. Сначала все было хорошо. Музыка и вправду прекрасная. Пианист — потрясающий. Длинный, тощий, согнулся в своем черном фраке над белым роялем и терзает его, рвет, как будто какая-то хищная птица свою добычу… Так ему аплодировали, аж хрустальные подвески люстры дрожали!
Во втором отделении он начал «этюды» Шопена играть, и мы с Адкой настроились слушать. И вдруг на нас смех напал! Ни с того ни с сего! Она что-то шепнула мне, а я не поняла и фыркнула. Соседняя дама на нас шикнула, мы взглянули друг на друга… Ну, а дальше уже никакого удержу не было! И рты себе зажимали, и руки щипали, и за барьерчик ложи прятались, но ничего поделать с собой не могли — трясемся от смеха, да и все тут! Так, почти на четвереньках, и вылезли из зала, а уж на лестнице (мраморной, в зеркалах!) до того хохотали, что швейцар нас чуть взашей не вытолкал.
И на улице долго не могли успокоиться, даже прохожие оборачивались. Шли домой пешком, по набережной мимо Зимнего, Исаакия, вдоль канала Грибоедова, через Поцелуев мостик, за спиной Мариинки, а там — в конец Садовой, к Адкиному дому-«утюгу» (он зажат между Фонтанкой и Садовой, и в плане — как острый треугольник). Путь неблизкий, но мы шагали в темпе марша. Мокрый снег в лицо лепит, ветер, а мы чеканим шаг и песни в такт поем, благо прохожих нигде не было. Лучше всего «Ах, зачем ты меня целовала» получалось. И еще любимая песня октябрят «Двенадцать негритят пошли купаться в море, двенадцать негритят резвились на просторе, один из них утоп, ему купили гроб, и вот вам результат — одиннадцать негритят…».
Продолжаю на уроке военного дела — на немецком чуть не погорела, увлеклась писаниной и вдруг — Маргоша: «Лаврентьева! Чем вы заняты?» Еле тетрадь успела спрятать. Вот была бы умора, если б она, заглянув, по своей привычке через плечо, прочитала вместо «высокой немецкой классики» — «двенадцать негритят!..».
На военном деле сегодня теория — «Средства химической войны». Дядька близорукий, нудный потом спишу у кого-нибудь. Вот когда в тир ходим — это я люблю, у меня уже значок юного Ворошиловского стрелка заработан.
Итак, закончу про вчерашнее. Точнее — про Адку. Когда мы расстались, я по Фонтанке домой шла и все про нее думала. Познакомились мы с нею этим летом, в Рождественском пионерском лагере. Захотелось мне в этом году с лагерной жизнью попрощаться, хотя бы в качестве «дочки библиотекарши». Мы с мамой в отдельном доме жили, «при библиотеке». Собственно, это был не дом, а обычная большая изба. Рождествено[4] — это старинное село, где над обрывом сохранилась помещичья усадьба чуть ли не потомков Петра. Рядом — красивая церковь красного кирпича, а за мостом, на высоком тенистом холме — кладбище, на котором похоронена мать Рылеева. В двух километрах от Рождествено — другое село, Выра. Это в нем жил «Станционный смотритель» и, как говорят, бывал Пушкин, где и услышал историю про его дочку.
1
Гилельс Эмиль Григорьевич (1916–1985) — советский музыкант, один из величайших пианистов XX века.
2
Владимирский дворец (Дворцовая наб., 26 / Миллионная ул., 27) был построен в 1867–1872 гг. После Октябрьской революции во дворце размещались различные военные и медицинские учреждения. В январе 1920 г. в помещениях дворца расположилась Петроградская комиссия по улучшению быта ученых, и здание получило новое название — «Дом ученых».
3
Владимир Александрович (1847–1909) — великий князь, генерал от инфантерии, генерал-адъютант, член Государственного совета, сенатор, третий сын императора Александра II, брат императора Александра III.
4
Куровицкую мызу Копорского уезда с селом Грязно Петр подарил своему сыну Алексею Петровичу. В селе была построена церковь Рождества Богородицы, после чего и имя села изменилось на более благозвучное «Рождествено». Усадьба связана с именем писателя В. В. Набокова.