— Я встретила Норму.
Он поднял голову, сразу забыв о свежих булочках и любимом блюде. Он не спускал с нее глаз: интересно, что было дальше?
— И она остановилась, чтобы поговорить с тобой? — спросил Шютц.
— Да, остановилась, и мы поговорили.
— Поразительно, — проговорил Шютц. — Она была одна?
— Она всегда одна, когда я встречаю ее на улице, — Фанни намазала хлеб маслом и стала жевать безо всякого аппетита. — Наши девушки рассказывают, что часто видят ее в ресторанах. Всегда с мужчинами. И всегда с разными.
«Продолжай, — приказала себе Фанни, — выговорись до конца».
— А когда я вижу ее на улице, она одна. И непременно переходит на другую сторону, едва завидев меня. Сегодня она слишком поздно меня разглядела.
— Вы поговорили?
— Я ей сказала, что ты на строительстве, и это ее заинтересовало. По-моему, впервые в ней вызвало любопытство что-то, касающееся нашей семьи.
— Она как-нибудь откликнулась?
— Да. Я, кажется, ему завидую, — вот что она сказала.
Фанни положила свой бутерброд на тарелку.
Шютц покачал головой, не зная, как отнестись к словам сестры.
— Да, она такая, Норма.
— Да, — сказала Фанни. — Норма, она такая.
Потом они лежали на синем диване. Негромко наигрывало радио. Женщина с приятным хрипловатым голосом пела песню на чужом языке. «Обычная сентиментальная песенка, — подумала Фанни. — Она тоже о чем-то грустит».
— Смотри, не ходи в мое отсутствие за бельем, — сказал он, подложив руку ей под голову. — Я заберу его на той неделе, когда вернусь.
Она не ответила. И не пошевелилась. Тогда Шютц добавил:
— И картошку я принесу, на эту неделю вам пока хватит.
— Да, — сказала Фанни, — на эту неделю нам хватит.
Она закрыла глаза, и ей почудилось, будто он с огромной скоростью отлетает куда-то далеко-далеко.
10
Над стройкой свистел ветер. Поземка гнала по выложенным панелями улицам мельчайшие песчинки, смешанные со снегом. Лицо Шютца горело. На зубах скрипел песок.
Штробла он нашел в кабинете. Бледного, нетерпеливого, раздраженного, в окружении людей, которым именно в эту минуту потребовалось, чтобы он их выслушал. Заместитель Штробла, Гасман, вышел из кабинета с побагровевшим лицом, остановился перед Шютцем, ждавшим в приемной, и начал ругаться:
— Если «основа» не может поставить нам уплотнители, значит, она не может, разве не так? — и, повернув голову в сторону Штробла, чей голос громыхал из кабинета, добавил: — И тут никакими песнями товарища Штробла ничего не изменишь!
— Ты сам спел бы их на ухо кому надо, — крикнул ему Штробл из кабинета. — О том, что мы строим атомную электростанцию, а не сапожную мастерскую, если уж они этого не понимают. Увидишь, они поскребут, где надо, и найдут!