Я отыскала Ричарда Эшли – он отошёл к своему шкафчику. Генри самым раздражающим образом шёл за мной по пятам.
– Ричард, – прошептала я, – что случилось?
Ричард приложил палец к губам и покачал головой, но другой рукой обнял меня за плечи.
– Не знаю, что сказать, – в конце концов произнёс Маэстро. – Это… – Он засмеялся, но вовсе не весёлым смехом. – Друзья, это катастрофа.
Я взглянула на Ричарда и впервые заметила, что он выглядит очень усталым, лицо избороздили морщины, фрак выцвел.
Вдруг Маэстро схватил ближайший складной стул и швырнул его о стену.
Все вздрогнули. Ричард задвинул меня и Генри себе за спину, по-прежнему крепко держа меня за плечо. Игорь тихо зашипел.
Стул задел старую подвеску с китайскими колокольчиками, и она упала на пол. Звон продолжался целую вечность.
Маэстро повернулся ко всем спиной, приложил руки к стене и прижался к ней головой.
Я попыталась унять панику, скрутившую мне живот, но ничего не вышло. Бедного Игоря я, должно быть, сжала так, что он чуть дышал.
Наконец Маэстро снял с пояса рацию.
– Джереми, подойди за сцену, пожалуйста.
– Сию минуту, сэр, – послышался сопровождаемый треском голос Джереми.
Я закрыла глаза и на мгновение – короткое, ужасное, прекрасное – представила, что на плечах у меня лежит рука не Ричарда Эшли, а мамы.
Подобные приступы ярости начались у Маэстро непосредственно перед тем, как испортилась экономика и всё изменилось. Тогда мама стала мастерить для меня шатёр из простыней и вырезать звёзды из бумаги, которую приносила с работы. Когда домик был готов, а звёзды наклеены, мы с ней лежали под простынным небом, она обнимала меня, целовала в макушку и рассказывала сказку. Я засыпала, чувствуя, как она нежно гладит меня по спине, и слыша доносившуюся снизу музыку Маэстро.
– Я не хотел говорить вам это, – произнёс Маэстро, обводя взглядом музыкантов одного за другим. – Всё откладывал, чтобы не расстраивать вас. Но вы играете как школьный оркестр. Мне что, нужно вам напоминать, что вам платят за эту работу? Вы же профессионалы.
В зал вошёл кассир Джереми с обрывком бумаги в руках:
– Слушаю, сэр.
Маэстро нетерпеливо повёл рукой:
– Скажи им, сколько сегодня пришло зрителей. Скажи.
Джереми замялся. Мистер Рю, антрепренёр оркестра, приблизился к нему из-за спины и притаился в тени коридора, ведущего на сцену, сложив руки на груди и наблюдая за происходящим. Мистер Рю был начальником и старым другом Маэстро; он фактически руководил оркестром – решал, на что отпускать средства, нанимал и увольнял музыкантов. Обычно после концертов мистер Рю надолго задерживался в филармонии, занимаясь, как это называла мама, «крупным подхалимажем», – то есть заискивал перед богатыми людьми, чтобы они дали денег на оркестр.
Увидев мистера Рю, я испугалась. Почему сегодня он не убалтывает потенциальных спонсоров? Это плохой знак.
Маэстро стукнул кулаком о стену.
– Скажи им, Джереми.
– Ладно… У меня тут записано. – Джереми потеребил в руках листок. – Сегодня в зале присутствовали четыреста двадцать три человека.
– Сколько, Джереми?
– Четыреста двадцать три.
Стоявший рядом со мной Генри бессильно оперся о составленные один на другой стулья. Ричард Эшли тяжело опустился на скамью перед нами. Мне захотелось сбежать.
– И какова же выручка за вечер? – Маэстро помолчал. – Сколько денег мы заработали, Джереми?
– Двадцать одну тысячу восемь долларов.
Сумма могла показаться немалой, но из неё нужно было заплатить больше чем ста музыкантам и другим сотрудникам концертного зала и выделить средства на содержание здания, а значит, выходило, что это чистые гроши.
Несколько музыкантов выругались. Одна кларнетистка заплакала.
Мистер Рю вышел из тени, его лысая голова лоснилась. Даже его фрак выглядел помятым.
– В чём дело, дамы и господа? Что сегодня с вами случилось?
Все молчали.
– Я знаю, что это трудно, в условиях нынешней экономики вы уже получаете урезанную зарплату. И при нынешнем состоянии зала… – Мистер Рю показал рукой на потолок. – Я и сам не захотел бы выступать в подобных условиях. Но если продажа билетов не вырастет, причём существенно, к концу сезона… не знаю, что будет. Возможно, придётся распустить оркестр и прикрыть лавочку.
Маэстро вылетел из зала. Звук захлопнувшейся за ним двери пробрал меня до костей. В помещении долго никто не шевелился.
Мистер Рю потёр лоб, грустно наморщив брови:
– Извините, что принёс плохие вести. Меня они тоже не радуют.
Ричард Эшли сжал мне плечо. Я взглянула на него и внезапно почувствовала облегчение. Ричард всегда, в любой ситуации знал, что сказать и что сделать. «Это часть его очарования», – говорила мама и закатывала глаза.