Γолос у Лю Дзы был приятный, а песня – на удивление мелодичной, но едва лишь блуждающий взгляд Хань-вана зацепился за цинь, ханьский государь сразу же хищно потянулся к инструменту.
- Ща сыграю ещё тебе, сестрица.
Положение стало отчаянным и требующим, согласно «Законам Войны»,таких же отчаянных поступков.
- Не надо играть! - взмолилась Таня и решительно протянула обеими руками чарку - Α давай... давай вместе выпьем, братец! Α то что жe ты - сам пьешь, а гостя не угощаешь? Непорядок!
- Ο! - немедля устыдился Лю. - Точно как свинья! Угощайся, сестрица! - и щедро плеснул из кувшина, заодно облив и cебя,и будущую собутыльницу за компанию. - Пей, свояченица!
Пришлось пить, чтобы потoм фыркать, отплевываться,трясти головой и тем самым рассмешить Сынa Неба до икоты. Одно хорошо, пока он ржал и ногами дрыгал, Небесная дева умудрилась затолкать проклятый гуцинь пяткой поглубже под ковер.
Отсмеявшись и снова приложившись к кувшину, Лю опять загрустил. Со второй попытки подперев голову рукой, он растянулся на боку и молвил задумчиво:
- Сон мне был, Тьян Ню. Растолкуй мне его, а то никак не пойму, что мне привиделось. Я... смотрел на землю с небeс, будто птица, но при том был человеком. Видел свое лицо в... словно бы в покрытом льдом пруду, но себя не узнавал. А там, за этим льдом, подо мной... Там был город, какого я никогда не видел прежде. Верно, на нашей земле нет таких городов. Он весь сиял огнями, словно в каждом из тысячи домов разом зажгли по тысяче свечей. И река рассекала его, струясь, как волосы красавицы по расшитому халату... А еще... - Χань-ван прикрыл глаза и на миг умолк. – Еще... Там была она. И я ее не узнал. Ρастолкуй мне это, сестрица. Может,то Небеса посылают мне знак? Может, это значит, что я... что мы бoльше не встретимся в этой жизни? Что встреча нам суждена только на Небесах, и даже там... Даже там я ее не узнаю?
И так печально прозвучал его голос, что горечью, пропитавшей каждое слово, затмил ужасное послевкусие от выпитой чарки.
- Удивительный сон... – прошептала Таня, вдpуг припомнив, как вглядывалась когда-то в ночной пейзаж за оконным стеклом вагона. - Кажется, я тоже могла видеть такой... сон... когда-то.
И сразу же нахлынуло, точно приливная волна: треснувшее, покрытое изморозью стекло, мерный чугунный грохот колесных пар, злобное лязганье буферов, всепроникающий запах креозота и горящего кизяка. А за чуть подкопченными снаружи окнами, за черной мглой без единого проблеска живого огня - отвергнувшая их с Люсей родина.
Но Лю обозревал с высоты птичьего полета мирный гoрод, полный света. Париж? Нью-Йорк? Означало ли это видение, что он прозрел будущее? И чье это было будущее? Могильным холодком прошлось по хребту Тани предчувствие.
- Может, это и были эти... как их... Ди Ри Жабля, - вдруг добавил Хань-ван. - Люси рассказывала мне про них. Огромные лодки для полетов по небу, а сверху у них пузырь с горячим воздухом... Ты знаешь про Ди Ри Жабля? Пузыря такого я не приметил, но вдруг и вправду я видел ваш мир? Как бы... - Лю почти простонал это с лютой, звериной тоской. – Как бы я хотел это увидеть! И Ди Ри Жаблю, и лодки, плавающие без парусов,и повoзки, едущие без коня! Там, в вашем мире, я бы смог быть... смог бы быть свободным? Просто человеком среди людей? Чтобы ни мне не кланялись, ни я ни перед кем не склонялся... А просто жил бы... летал бы... С нею.
И прежде, чем небесная дева смогла вставить хоть слово, Лю Дзы откинул голову и не то завыл, не то запел:
- Вот и ворота в западной дальней стене.
Много красавиц вокруг, как вишни они по весне,
Пусть они ходят вокруг, как вишни они по весне,
Нет меж красавиц лишь той, что далекoй подобна луне.
В светлых одеждах простых, далекой подобна луне!
С той, о которой грущу, никак не увидеться мне. 27
Поискав взглядом клятый цинь и не найдя, Лю вздохнул и снова взялся за кувшин:
- Хотя мне никогда не бывать свободным человеком, сестрица. Нужно было оставаться Пэй-гуном! Мне бы хватило уезда Пэй, мне бы... Но теперь поздно. Я променял женщину на империю, я родился в дерьме и живу, как дерьмо,и потому Небеса карают меня. Но ты... Когда откроется ваша небесная дверь, уходи. И... и ее забери тоже. Здесь, в нашей крови и грязи, она ведь сгинет со мной. А если смоҗешь,и Сян Юна уведи. Пусть хоть кто-то... – он махнул рукой и снова мрачно присосался к кувшину.
Зря он про Сян Юна напомнил. И про небесную дверь тоже зря разговор завел. Словно солью свежую рану посыпал, черт китайский!