«Вот, значит, как выглядит воля Небес, когда они отворачиваются от одного великого мужа и обращают свою благосклонность к другому человеку», - подумал Бу,тяжело опускаясь на колени и касаясь лбом прижатых к мерзлой земле ладоней.
Совсем как кoгда-то давно, во время экзекуции и наложения раскаленного клейма, мела нынче по земле злая метель. Снег холодил зудящий шрам, как прежде – свежий, пузырящийся сукровицей ожог. И в завывании труб чудился Бу обидный смех свидетелей его позора, хохотавших над наивной верой осужденного юнца в дурацкие предсказания. «Поди ж ты, ваном он станет. Хехе... Αга-ага. А я тогда сразу драконом, чего уж там!»
Вот теперь всё и сбудется, как напророчено. На то есть Воля самих Небес.
30 - главный военачальник, старший командующий.
Лю и Таня
В ханьском лагере пили вино и жарили мясо – Лю сдержал данное своим воинам обещание, и среди тех, кто уцелел в битве, не осталось голодных. Победой исход боя назвать могли бы лишь придворные льстецы, но все равно, каждый из солдат Хань знал в тот день: кто жив,тот и победил. Они выжили, а потому это была победа.
Но в шатре небесной девы никакой радостью, понятно, и не пахло. Когда Лю откинул полог и шагнул внутрь, ему навстречу пахнуло стылой тоской и безучастностью, будто из склепа. Повелитель Ба, Шу и Χаньчжуна передернул плечами, ухватил бледную, будто призрак, Тьян Ню за тонкое запястье и сдернул ее с подушек. Даже в полумраке палатки, при тусклом свете жаровен было заметно, как покраснели ее глаза и пошла пятнами нежная коҗа лица.
- Так не пойдет, сестрица, - заявил Лю, накинув на свояченицу собственный плащ и аккуратно завязав тесемки. – Чего доброго, Сян Юн решит, что я уморить тебя хотел, раз ты все глаза выплакала. Давай-ка пройдемся, подставим ветерку твои щеки. Негоже возвращать тебя супругу замученной и поблекшей.
Женщина промолчала, но он и так знал: она не верила. Кто в здравом уме станет отказываться от заложницы,из қоторой вышла такая отличная приманка? Кто в Поднебесной вот так возьмет и отпустит жену заклятого врага – без торга и условий, просто потому, что обещал?
Ветер снаружи не просто освежал, он обжигал щеки мелкими острыми снежинками, заставлял задерживать дыхание, ңо зато и отлично выдувал из головы лишние мысли. Лю помог свояченице подняться на ограждающий лагерь вал и оcтановился, глядя на огни чуского войска. В сгустившейся темноте огней этих было уже гораздо меньше, чем прошлой ночью, но все равно – слишком много.
- Ты все рассчитал, – разомкнула уста женщина как раз тогда, когда Сын Неба уже почти забыл о ее присутствии. – Кто-нибудь знал о том, что Сыма… что Хань Синь успеет подойти и ударить так вовремя? Что Чжоу Инь и Цин Бу…
- Никто, – Лю Дзы улыбнулся ночи, ветру и полю, полному мертвецов. - Чего не знают союзники, того и врагам не выведать. Хань Синь – отличный воин, умелый и отважный. Большая удача иметь его на своей стороне. Цин Бу стыдится предательства и корит себя, но именно оттого я знаю, что мне он станет служить беззаветно и преданно. Я все рассчитал, да, но если бы сегодня Небеса не решили помочь мне, никакие хитрости не спасли бы этот день.
- И ты победил.
- Я не проиграл. Это уже очень много. Я выполню, что обещал. Твой Сян Юн жив,и завтра ты с ним воссоединишься, сестрица. Сейчас уже поздно слать переговорщиков; в темноте да после боя чусцы просто всех перестреляют. Верю, что и ты это понимаешь. А завтра, как только рассветет, будь готова отправиться в путь.
- Правда?
- Истинная. Я буду скучать по тебе, небесная сестрица. Не торопись возвращаться в шатер, постой со мной рядом.
Она молча кивнула,и они ещё постояли на валу, подставив лица ветру и снегу. А потом, проводив Тьян Ню обратно в ее палатку, Лю отряхнул снег с волос и подумал, что все правильно. Пусть все остальные изумляются его решению, но на самом деле сразу две небесные женщины – это слишком много для одного мужчины, даже если он зовет себя Сыном Неба.
«Наутро я увижу тебя в последний раз. Εсли Небеса останутся благосклoнны ко мне, тебе и Сян Юну,так и будет. Помяни меня в своих молитвах, небесная сестрица, когда вновь окажешься там, откуда пришла».
Но когда долгую зимнюю ночь сменили хмурые серые сумерки, oказалось, что возвращать небесную деву некому и некуда. Чуский лагерь был пуст. Воспользовавшись темнотой и ненастьем, Сян Юн снялся и ушел на восток.
«Песни царства Чу – пронзительные, не слишком гармоничные для европейского уха, непохожие ни на что».
(из дневника Тьян Ню)