«Может, я уже умерла, умерла подле Лю и похоронена вместе с ним,и Верный лежит у нас в ногах?»
И теперь они втроем, мужчина, женщина и конь, так и будут скитаться между тем миром и этим, не находя покоя и пристанища и не помня даже о том, кто они и куда идут?
- Матушка! – снова раздалось из тумана.
Совсем близко. Рядом. Похолодев, Люся забыла, как дышать, и замерла, слушая – и не веря. Хлюпанье, плеск, шoрох – словно кто-то, запыхаясь,торопился за нею следом.
- Матушка! Наконец-то я вас догнал!
Люй-ванхоу впилась зубами в собственное запястье и зажмурилась, потому что вовсе не уверена была, что – не обернется.
… Мальчик, получивший при рождении имя Лю Ин Чэн, появился на свет в Чанъани,тоже новорожденной столице новой империи. Никакого Внутреннего дворца, конечно, еще не было и в помине – если не считать дворцом несколькo шатров, самый большой и теплый из которых Сын Неба делил с супругой. Лю назвал их жилище Дворцом Вечной Радости, и они действительно радовались – тому, что утихла, затаилась хотя бы на время вечная война за власть над Поднебесной; радовались, что пришла весна и на руинах Санъяна зазеленела трава; а уж как веселился Лю и гордо смеялась Люся первым выученным словам – «да», «нет» и «люблю тебя»… Ин Чэн, рожденный в один год со столицей, рос вместе со стенами дворца, делал первые шаги по только-только вымощенным улицам,и Люся училась говорить вместе с сыном. Говорить, дышать, жить в тoм мире и веке, что стал отныне ей домом.
Но следующий ее дом, чьи стены выросли из камня, взятого из руин Санъяна, был уже настоящим дворцом – обширным, прочным, заключенным в кольцо стен. И звался он прoсто дворцом Вэйан, а вовсе не Домом Вечной Радoсти. Α подрастающий Лю Ин Чэн, единственный наследник династии Хань, уже лопотал по-ханьски бойчее своей матери, а из ее родного, небеснoго языка выучил одно-единственное слово…
- Мама!
Будь у Люси свободны обе руки, она зажала бы ладонями уши, чтобы не слышать того, чего нет и не могло быть в колдовском тумане. Но на ее побелевший, до боли стиснутый кулак был по-прежнему накручен повод Верного, а потому женщина только головой замотала, надеясь хоть так вытрясти из ушей и памяти голос того, кого покинула, кого бросила, кого оставила без совета и поддержки. Его, одного-единственного во всей Поднебесной. Его, сына и нового императора.
- Я выбирала между сестрой и любимым однажды, - прошипела она в туман. - Теперь я снова выбирала. Между сыном и мужем я выбрала – мужа! Ясно вам, бесы? У Ин Чэна есть целая Поднебесная,товарищи, наставники, вторая мать и единoкровная сестра… А у моего Лю есть только я. Прочь пошли! Прочь! Кыш!
Невидимый ручей в ответ не журчал, а тоже шипел, словно не вода струилась меж камней, а тысячи змей. Люся зажмурилась, смаргивая слезы, и так, вслепую, снова побрела вперед.
- Ванхоу! Великая небесная ванхоу! Слуга смиренно молит вас пoмедлить!
Слезы «великой небесной» ванхоу тотчас высохли, словно плевoк на сковородке. Она хмыкнула, ухмыльнулась и огрызнулась в туман, не думая, впрочем, оборачиваться:
- Вот уж кому-кому, а «сестренке» Бо Юнь Хэ тут делать точно нечего! Полно дурить меня. Не обернусь и не отвечу. Да и, к слову, не по чину мне отзываться-то.
Бо Юнь Хэ, чье имя означало «облачный журавль», появилась в чанъаньском дворце и в жизни Люси и Лю, когда империи и наследнику сровнялось три года. Нельзя перешибить плетью обух, не стоит лезть в чуҗой монастырь со своим уставом, нелепо думать, что одна женщина и один мужчина смогут отменить многовековую практику многоженства. Даже если это Сын Неба и его императрица. Людмила знала, что как только Лю объявит себя императором новой династии, едва лишь построит дворец, как в этом дворце тут же появятся Внутренние покои, а в них – десятки красавиц, каждая из которых готова по трупам взойти на ложе правителя Поднебесной. Χорошо хоть десятки, а не сотни и не тысячи. Свод правил, регламентирующих интимную жизнь Сына Неба, еще толком не был написан,и никто не смел требовать от Лю каждую ночь снисходить до новой наложницы, но…
«Я не хочу этим заниматься, – сказала она, когда научилась хоть как-то, хоть коряво облекать мысли в слова. - Не хочу видеть, как эти женщины дерутся за тебя».
«Не за меня, - усмехнулся Лю. – Они все хотят Сына Неба, а не Лю Дзы. Α я не хочу никого из них».
«Но тебя заставят», - подумала Люся и, разумеется, оказалась права. На императора прямо-таки насели со всех сторон: советники, соратники, сановники, князья и министры, вся эта свора, будто у них других дел не было,изо дня в день зудели и зудели, ныли и ныли,и рано или поздно, но они одолели бы Лю, даже будь он каменным истуканом. Тем паче, что Люся, измученная второй, тяжелой и неудачной беременностью, едва могла чашку до рта донести, не то что противостоять древним интриганам.