Какая-то отчаянная ненасытная жадность овладела ею. Почти болезненная одержимость заполучить этого мужчину всего целиком, прежде, чем протянут руки другие женщины – более искусные и хитрые, а многочисленные враги возжелают его крови. Οпередить смерть, которая однажды вырвет яростную душу из этого сильного тела. Стать первой, стать захватчицей. Застолбить, заклеймить, присвоить всё сразу – и твердокаменные от мозолей ладони, и белый длинный шрам на боку чуть ниже левой подмышки,и сиплое дыхание сквозь сжатые зубы,и влажный блеск белков закатившихся глаз под дрожащими ресницами, и даже мучительный стон. Бесстыдно желать его исключительно для себя, эгоистично упиваться властью и брать, брать, брать. Чтобы никому ни крошечки не досталось от Сян Юна – потрясенного и счастливого, каким он был только с ней той ночью.
- Чем я заслужил? – выдохнул Сян Юн чуть слышно во влажные кудри на её затылке.
- Ничем абсолютно.
Глаз на спине у Тани, конечно, не было, но она почувствовала, как он блаженно улыбается.
Не случилось ничего из того ужасного, о чем шептались старшие подружки, такого, чего нельзя было бы вытерпеть. В конце концов, иначе люди и не могут стать единой плотью, думала Таня, уже засыпая в плену его рук. А держал Сян Юн ой как крепко.
Солнечный луч пробился через слои полога и деликатно коснулся Таниной щеки, то ли лаская,то ли напоминая, что ночь закончилась,и новый день пришел в земли Поднебесной. Εще один из череды беспокойных и опасных, ибо по-другому тут не живут и другим жить не дают.
Таня открыла глаза и несколько минут бездумно созерцала игру света и тени на тонкой ткани полога,и голова её была пуста, как в миг появления на свет. Ни мыслей, ни чувств, ни воспоминаний - tabula rasa 17. Она зевнула, потянулась, повернулась на другой бок и обнаружила рядом Сян Юна - вольготно раскинувшего руки, со спутанными волосами и улыбающегося во сне. И совершенно голого.
- О Боже мой! - проскулила Танечка.
Прикрываться руками было поздно. Сян Юн всё, что ему хотелось, разглядел ещё ночью. Оставалось только зажмуриться, что достойная супруга вана-гегемона Западного Чу и сделала. Сжаться в комочек, обхватить себя руками и крепко-крепко сплющить веки – это всегда помогало Татьяне справиться со страхом, взять себя в руки, а заодно и дождаться, когда в душе уляжется буря самых противоречивых чувств. Петр Андреевич, помнится, невесело смеялся над повадками наследницы. «Ты прямо, как испуганный кролик, замрешь и ждешь, когда злой лис пройдет мимо», - говорил он, нежно поглаживая доченьку, ставшую свидетельницей очередного семейного скандала, по плечу.
Сян Юн, который очень уютно похрапывал рядом, вдруг обхватил жену и притянул к себе. И замурлыкал сквозь сон что-то неразборчиво-ласковое. И от этого властного җеста из мешанины ощущеңий, как из перенасыщенного раствора медного купороса,тут же выкристаллизовалась одна мысль – большая, яркая и с острыми гранями: «Господи, что же я наделала!»
Несколько лет назад юная гимназистка Татьяна Орловская давала себе клятву никогда-никогда не решать свои проблемы тем способом, каким это делала её мать. Когда у Елизаветы Сергеевны, царствие ей небесное, приключалась неприятность, она тут же издавала вопль иерихонский: «Петру-у-уша-а-а! Петр Андрее-ич!», после которого все домочадцы,и прежде всех сам Петр Андреевич, побросав все дела, должны были мчаться и спасать страдалицу. Иначе – скандал.
И что же сделала та принципиальная профессорская дочь, выбравшись из пруда без всяких потерь, кроме чистоты платья? Нет, она не кликнула стражу и не употребила против злоумышленниц власть, қоторой, несомненно, обладала. Она, точь-в-точь как Елизавета Сергеевна, завопила «Ся-а-ан Ю-у-н!» на весь Лиян и кинулась под крылышко к мужу. За что и поплатилась. Вот Люся, умевшая мыслить здраво, никогда такого не сделала бы.
Русский человек задним умом крепок. Теперь-то Таня понимала, как бесчестно поступила с Сян Юном, дав тому поводу думать, что посланница Яшмового Владыки нуждается в покровительстве, как самая обычная женщина, что она такая же, как прочие, что небесная дева останется с ним навсегда. Потому что в глубине души отлично понимала – когда и если Нюйва отпустит их с Люсей домой, в свой век, она обязательно вернется.
А еще... Прошлой ночью Таня узнала о себе нечто новое: она не потерпит рядом с Сян Юном других женщин. Ни единой, даже самой завалящей наложницы, а в случае чего поступит с любой соперницей так, что затмит ужасную славу Люй-хоу из «Записок» Сыма Цяня. Кровь родная все же не водица.
- Моя Тьян Ню...
Это пробудился le general, увидел небесную деву, возликовал, что ему ничего не приснилось,и на радостях сгреб свое сокровище в охапку вместе с одеялом.