– Хотите закурить?
Катя помотала головой.
– Нет, лучше не привыкать, – ответила она. – Вы уедете, а что я потом буду делать?
Женщина налила кофе в изящные чашечки. Одну из них она подала Шавассу.
– Как Москва? – спросила она его.
Шавасс пожал плечами.
– Строится, – ответил он. – Особенно на окраине. А в остальном все такая же. Признаться честно, я редко бываю в ее старой части. Большую часть времени мне приходится бывать за рубежом.
– У журналистов-международников, должно быть, интересная жизнь, – заметила Катя. – Новые города, встречи с незнакомыми людьми.
– Да, это все так, но мне, к сожалению, никогда не доводилось задерживаться в одном месте. За несколько дней ни один город толком не узнать.
– А что вас привело в Тибет?
Шавасс пожал плечами.
– Советский народ очень интересуется происходящими в Тибете событиями, – ответил он. – Кроме того, хороший журналист всегда едет в ту страну, где происходят захватывающие события и есть надежда увидеть нечто новое.
– А вы что-то новое для себя здесь увидели?
– У меня неплохое начало. То, с чем я вчера столкнулся, меня поразило. Но все же самую интересную информацию для своей статьи я надеюсь получить от доктора.
Хоффнер, слушавший их разговор, попыхивая трубкой, удивленно поднял брови.
– Неужели я еще кому-то интересен? – спросил он.
– Вы, доктор, слишком скромны, – сказала Катя и посмотрела на Шавасса: – Ему семьдесят четыре, а он все еще продолжает удивлять людей. Вам в Лхасе об этом рассказали? Доктор всю свою жизнь посвятил этой стране. А ведь он мог бы стать профессором европейского университета.
– Ну-ну, дорогая, – проворчал Хоффнер, – не делай из меня святого. Я такой, каков есть.
– Да, но люди считают вас настоящим святым, – улыбнулся Шавасс. – Ведь вы же великий миссионер.
– Боюсь, что миссионерские функции я уже не исполняю, – глубоко вздохнув, заметил доктор.
– Можно спросить почему? – поинтересовался Шавасс.
– Причина проста, – тихо сказал Хоффнер и, наклонившись вперед, уставился на полыхавший в камине огонь. – Я приехал в Тибет с группой врачей. Хотел спасать не только жизни простых людей, но и их души. А здесь мне пришлось столкнуться с глубоко религиозным народом, у которого свои понятия о доброте. Местных западному человеку трудно понять. Так какую духовность я мог им принести?
– Я вас понял, – отозвался Шавасс. – И к какому же решению вы пришли?
– Оказывать им медицинскую помощь, и только. Помимо этого, я пытаюсь их понять и быть им другом.
– Извините, если я задам вопрос, который, возможно, вас озадачит. Но мне очень хотелось бы представить себе полную картину вашей жизни. Скажите, китайские власти хоть как-то вмешиваются в вашу работу?
– Нет, – ответил Хоффнер. – Они мне очень помогают. Знаете, сейчас пациентов в больнице стало гораздо больше. Да, мне не разрешено покидать пределы города, но это делается для моего же блага. Власти опасаются за мою жизнь. В Тибете, как вы сами убедились, все еще неспокойно.
– Скажите, а изменения, которые внесло правительство, на жизни людей сказались благоприятно?
– Да. Взять, к примеру, снабжение медикаментами. Раньше все, что требовалось для моей работы, привозилось караванами из Индии.
– А теперь?
– А теперь всем необходимым меня обеспечивает полковник Ли. Причем регулярно и без каких-либо проблем. Видите ли, до прихода китайцев народ здесь жил в средневековье. Люди были темные, необразованные. А сейчас наступили такие перемены...
Шавасс едва сдержал улыбку, но то, как доктор понимал оккупацию Тибета, его обеспокоило. Старик явно был на стороне китайцев.
Прежде чем Хоффнер продолжил, Катя поднялась с кресла и с улыбкой произнесла:
– Извините, но я должна вас оставить. Дела по кухне. Вы уж поговорите без меня.
Она вышла из комнаты.
– Замечательная женщина, – посмотрев ей вслед, заметил Шавасс. – Красавица и такая умница.
Хоффнер согласно кивнул.
– Ее отец – русский археолог, – сказал он. – По заданию китайского правительства работал в Пекине на раскопках императорского дворца. До возвращения домой он получил разрешение посетить Лхасу, но по дороге в Тибет скончался. В моем доме Катя появилась через две недели после его похорон. Приехала она в Чангу с караваном.
– И решила здесь остаться?
– Да. Полковник Ли мог бы переправить ее в Ярканд, но тогда у меня сильно прихватило сердце. В течение полугода она ухаживала за мной и в конце концов вернула меня к жизни. С того времени вопрос об ее отъезде даже не обсуждался.
– О, это очень интересный материал для статьи, – сказал Шавасс. – А в целом, надо понимать, жизнью здесь вы довольны?
– Конечно! – воскликнул старик и обвел руками комнату. – У меня есть книги, рояль, больница.
– Вот рояль-то меня больше всего и удивляет, – заметил англичанин. – Странно увидеть его в таком Богом забытом месте. Я слышал, что вы прекрасный пианист.
– Ну, я бы этого не сказал, – возразил Хоффнер. – Но без музыки я чувствовал бы себя сильно обделенным. А этот рояль был доставлен караваном из Индии. Появился он здесь еще до войны. При тусклом свете лампы он не совсем выигрышно смотрится, но уверяю вас, звук у него отменный.
Доктор подошел к музыкальному инструменту, откинул крышку и сел на стоявшую у рояля банкетку. Он взял несколько аккордов из полонеза Шопена и посмотрел на Шавасса.
– Хотите, чтобы я это сыграл? – спросил он.
Шавасс тем временем уже стоял возле камина и прикуривал сигарету.
Выпустив изо рта длинную струю табачного дыма, он произнес по-английски:
– Даже не знаю. А если нечто такое, что могло бы напомнить вам майский вечер в Кембридже?
Шавассу показалось, что все морщинки на лице старика вмиг разгладились. Стало так тихо, что было слышно, как на ветру поскрипывают оконные ставни.
– Я знал, что от вас следует ждать каких-то неожиданностей, – тихо произнес Хоффнер, и тоже по-английски. – Я понял это, как только вас увидел.
– Некоторое время назад вы послали письмо своему старому другу, – напомнил ему Шавасс. – Мое появление можете считать ответом на него.
– Так, значит, Йоро все же удалось бежать из Тибета? – спросил старик.
Шавасс молча кивнул.
– Он сейчас внизу, на кухне, – сказал он. – По придуманной нами легенде он тот самый тибетец, который спас меня от бандитов. Если у вас есть желание, то можете его увидеть.
– Вы что-то сказали про музыкальное произведение, которое напомнит мне майский вечер в Кембридже? – спросил Хоффнер.
Шавасс вновь кивнул.
– Когда-то, много лет назад вы проиграли Эдвину Крейгу. Он и девушка, которая выбрала его вместо вас, сидели в саду, а вы, уйдя в дом, стали играть для них на фортепьяно.
Хоффнер тяжело вздохнул.
– Да, порой мне кажется, что это было тысячу лет назад. Но я все еще помню влажный запах цветущей сирени. Я даже помню, что я для них исполнял.
Проведя пальцами по клавишам рояля, он заиграл «Лунный свет» Дебюсси. Шавасс тотчас помотал головой.
– Нет, доктор, не то, – сказал он. – Тогда вы играли «Лунную сонату».
Хоффнер развернулся и внимательно посмотрел на англичанина. Он долго изучал его лицо, а потом расплылся в улыбке. Поднявшись с банкетки, старик подошел к Шавассу и, взяв его за руку, взволнованно произнес:
– Мой дорогой мальчик, вы не представляете, как я рад вас видеть.
Они отошли от рояля и сели у камина. Хоффнер подвинул свое кресло и головой прижался к голове Шавасса.
– Расскажите же мне, как там мой старый приятель Эдвин Крейг, – попросил он.
– На здоровье не жалуется, – сообщил Шавасс. – Очень хочет вас увидеть. Вот поэтому я к вам и приехал.
– Меня увидеть? – переспросил доктор, и тут на его лице появилось скептическое выражение. – Но это же невозможно. Китайцы меня ни за что отсюда не выпустят.
– Об этом пока не беспокойтесь, – сказал Шавасс. – Это моя забота. Скажите, доктор, вы решитесь бежать со мной?