Я смотрел на Дору Матвеевну и действительно не мог найти ни одного пятнышка. Не принимающее загара лицо ее молочного цвета даже в гневе покойно и чисто от туч. Тонкие иссиня-черные волосы в буклях не потеряли своего блеска. Темно-коричневое платье дорогой шерсти, свободно облегавшее ее большую, без излишеств, фигуру, блистало новизной.
Пауза затягивалась. Я не был уверен, что в памятном эпизоде с мальчишками поступил лучшим образом, и признался в этом.
— Очень хорошо, что вы самокритичны, — выслушав меня, продолжала педагогически ровным тоном Дора Матвеевна. — Признать ошибку — значит наполовину исправить ее. Доведите дело до конца. Проявите к мальчику особое внимание. Установите контакт с родителями. Я поняла, что отец хочет перевести его в другую школу. Сами посудите, с какой стороны это охарактеризует классного руководителя. И для школы невыгодно, прямая потеря. Мальчик тихий, из хорошей семьи, отличник. А каждый отличник — это определенный процент золотого фонда школы.
Выгода, потеря, процент, золотой фонд — как в Госбанке! В довершение Дора Матвеевна пододвинула на край стола какое-то подобие бухгалтерской книги и деловито предложила:
— Распишитесь в том, что вам вынесен выговор за неправильные действия.
Выговор в приказе! Я всегда думал, что он схож с благословенной струей огнетушителя, направленного в пекло пожара. Этот же мой первый писаный выговор был как плевок в занимающийся костер. Даже грустно стало. Я взял тяжелую ручку.
— Вот здесь, — показала Дора Матвеевна.
Рядом с кончиком карандаша, казавшегося продолжением сухого длинного пальца, я оставил свой автограф.
Демос на форуме
В отличие от классных собраний, где председательствует лицо избранное, ежедневные летучки после уроков ведет сам староста.
Заглядывая в самодельный «Журнал дежурного», Сашка докладывал классу:
— За сегодняшний день никаких ЧП не было. По поведению получили на всех уроках пятерки. Только на английском четверку и на арифметике тройку. Тина Савельевна выгнала из класса Горохова и Васнева…
— Удалила, — поправляю, я.
— Ну, удалила. Дальше. Отсутствовали: один Колосов. Причина неизвестная. Первый день.
— Отец из разведки вернулся, — дополняет дежурный Шушин.
— Не перебивай, — строго обрывает его староста.
Однако я прошу Шушина объясниться.
У Севы отец геолог, до самой зимы дома не бывает. А тут как раз приехал в город по делам на один день…
— Он с вечера сказал, что завтракать будут вместе, а сам проспал, — поясняем Сашка, — вот Сева и не пошел в школу, чтобы побыть с отцом.
— А тебе откуда это известно? — недоумеваю я.
— Мы же вместе с Шушиным заходили к Колосову. Нам по пути.
— Почему ж ты сказал, что причина отсутствия Колосова неизвестна?
— Так по закону же надо, Григорий Иванович! — Старосту выводит из себя моя непонятливость. — Как мы договаривались? Дежурный на другой день узнает, кто и почему пропустил, и докладывает. На другой день! А так все перепутается.
Ребята смеются над законником. Я пользуюсь случаем, чтобы объяснить, что такое «формалист» и «бюрократ». Потерявший воодушевление Кобзарь продолжает доклад:
— Получили двойки: одна Иванова, по английскому. Опоздала Барабак. На десять минут.
— На каких там десять! — оскорбленно кричит Наташа. — Только Виктория Яковлевна вошла, и я за ней.
— Ну вот! — возмущается Сашка. — Опять скажете — формалист и бюрократ! Есть же закон — не перебивать во время доклада!
Тут Сашка прав, и я советую Барабак помолчать. Наташа продолжает ворчать, но уже шепотом.
— По чистоте, — продолжает Кобзарь, — получили четверку. Класс чистый, сам под партами проверял. А пятерки не поставили потому, что полно на переменах. Я сам помогал дежурным выгонять из класса. Выгоняешь, выгоняешь, а они опять лезут. — Махнув безнадежно рукой, староста переходит к следующей части ритуала — исполнительной. — Иванова, давай дневник.
Тяжело вздохнув, Леночка кладет на стол дневник. Это значит, что она должна остаться, выучить урок, за который получила двойку.
— Барабак, будешь стоять двадцать минут, — объявляет Сашка.
— Почему двадцать? — снова начинает торговаться Наташка.
— А сколько?
— Я опоздала на пять минут, значит буду стоять десять, а не двадцать. Понятно?
На летучках любят краткость. Ребята возмущаются. Толстуха Наташа грешна, любит поспать, опаздывает чаще всех. Вот и возись с ней почти на каждой летучке. Вовка Радченко предлагает новую меру: пусть девочки, которым по дороге, заходят к ней пораньше и устраивают под окном кошачий концерт. Отвергнув Наташкины протесты, мы принимаем это предложение. Ответственным за концерт назначается Лариса Стрекозова. А сегодня Наташке по старому закону пятнадцать минут читать газеты.