Мальчишки сразу же входят в роль и, заметно утрируя, разыгрывают сцену выхода из класса. Вот могучий Сашка и плечистый Шушин, столкнувшись в дверях, не могут разминуться и давят друг дружку. На них наседают человек пять, но безуспешно. Юркий Вертела уже на потеху зрителям лезет на четвереньках, пытаясь пробраться между ногами устроивших пробку. Зрители визжат от восторга. Я объявляю результат: пятисантиметровый переход занял пять минут! За это время можно было приблизиться к дому на целый квартал, не говоря уже о таких потерях, как помятые бока и подавленные ноги. Зову мальчишек из коридора и ставлю новую задачу.
— Теперь давайте по-человечески. Внимание! Пошли!
Зазвучала дивная музыка волшебных слов:
— Пожалуйста!
— Прошу вас!
— Спасибо!
— Простите!
Умеют ведь! Результат перехода: двадцать секунд, и никаких потерь, одно удовольствие. Даже со стороны приятно посмотреть на воспитанных людей.
Пропустив вперед девочек, «воспитанные люди» тихо и чинно покидают класс. Благополучно оставляем позади такой трудный участок, как лестница, но вестибюль уже нам не под силу.
— В чем дело, Вова?
Длинный Радченко с зажатой в кулаке ручкой портфеля сам похож на вопросительный знак. Но и без слов все ясно. Опять эта дурацкая игра! Суть ее в том, чтобы незаметно подкрасться и стукнуть портфелем по портфелю товарища. В случае полной победы (портфель товарища на земле) у выбившего рот до ушей. Удивительный примитив!
— Чья работа?
Вперед выступает Генка Воронов. По идее портфель должен был упасть вместе с ручкой. Кажется, это больше всего занимает хозяйственного Генку.
— Вытаскивай свои книги, а сумку давай мне, — приказываю я.
Генка достает из кармана ключик, привязанный цепочкой к поясу и, волнуясь, не сразу отпирает крохотный никелированный замочек. У Генки пристрастие к блестящим регалиям. Грудь его украшают постоянно меняющиеся значки, к обычному ремню прикреплена морская пряжка. От пояса в карман тянется тонкая цепочка, на ней — перочинный нож. Так и хочется процитировать: «Златая цепь на дубе том». Но я сохраняю свирепое выражение и, завладев Генкиной сумкой, обращаюсь ко всем:
— Я вам советовал бросить эту глупую затею? Советовал. А теперь будет так: кто стукнет по чужому портфелю — свой потеряет. Первый раз на неделю, потом на четверть и на год. Так что, — потрясаю я перед Генкиным носом сумкой, — получишь через неделю.
Генка покорно складывает книжки.
— Григорий Иванович, — хитро улыбается Валерка Красюк, — а ведь закон считается после голосования.
— А это вовсе не закон, а распоряжение, — после недолгой паузы ловко выкручиваюсь я.
— Так все равно, — наступает Валерка. — Вы же сами говорили, что не будете наказывать без закона.
Пользуясь моим замешательством, оппозиция усиливает свой натиск.
— Точно, Григорий Иванович!
— Генка не знал же ничего!
— Все выбивали, а Воронову отдуваться!
— Если теперь кто попадется — тогда да!
Больше всех горячится, размахивая ручкой от портфеля, сам потерпевший Вовка Радченко. Девочек тоже захватывает исход спора. И хотя они чаще всего страдают от этой варварской затеи мальчишек, сейчас единодушно стоят за амнистию Воронова.
Я протягиваю Генке его сумку и кричу:
— Да здравствует законность!
— Ура-а-а-а-а!!!
Ликующий демос покидает форум.
«Кворум» не пришел
На доске объявлений появилось приглашение сдать в учебную часть сведения об оценках за месяц.
Я составил ведомость и, схватившись за голову, углубился в анализ ее. Пятнадцать человек шли твердо, без троек, если не считать случайных. Для остальных случайными были четверки и пятерки. У восьми из них зияли, как раны, открытые двойки. Больше всего не успевало по арифметике, русскому и английскому.
Скрепя сердце я отправился к завучу.
— Покраснела ведомость от стыда, — проговорил Василий Степанович, считая красные кружочки, которыми я обвел двойки.
— Да, — отрешенно согласился я. — Много двоечников.
Василий Степанович снял очки и грустно улыбнулся.
— Дело не в двоечниках. Дело в том, чтобы их не было. — И уже серьезно спросил: — Вы можете обстоятельно рассказать, почему не успевает эта восьмерка? Начнем, к примеру, — он надел очки и взглянул в ведомость, — начнем с Ивановой Лены.
— Ну что о ней рассказывать? Милая девочка, немножко туповатая…
— Четыре года была острая и вдруг затупилась?