— В этом очень легко убедиться, — беспечно отвечала Генриэтта Сергеевна. — Давайте соберем всех преподавателей, которые по десять лет изучали английский, и я им прочту какую-нибудь статейку из «Москоу ньюс». Тому, кто все переведет, отдаю месячную зарплату!
— Легко получаете зарплату, потому и отдаете, — Дора Матвеевна торжествующе оглядела нас, ища согласия.
— Замечательно как вы сказала! — восхитилась Тина Савельевна.
— И пример не в вашу пользу, — продолжала Дора Матвеевна. — Значит, так учите. Вот тут вас, голубушка, можно поставить в пример. Как не надо работать. В числе восьми неуспевающих вы даете трех одиночек! А знаете, что это такое? Для общих итогов не имеет значения, по одному предмету не успевает ученик или по десяти. И вот полюбуйтесь: вы одна, в одном только классе снижаете успеваемость всей школы на три десятых процента. Всю школу тянете! Совесть у вас есть в конце концов!
— Ай-ай-ай, — покачала головой Полина Поликарповна и спросила: — Сколько раз вы проводили дополнительные занятия?
— Мне говорили, что они запрещены приказом министерства, — оправдывалась Генриэтта Сергеевна.
— Вот видите! Это вы быстро усвоили! — восклицала Дора Матвеевна. Сегодня она вообще забыла свой обычный ровный тон. — А вам не говорили о том, что министр запрещает брак в работе? Не слыхали? Ну, так я вам об этом напомню. Делайте что хотите, но чтобы к концу недели по крайней мере все одиночки успевали. Все трое!
— Почему вы считаете троих? Горохов не успевает и по арифметике, — поправил я, чтобы хоть немного облегчить участь Генриэтты Сергеевны.
— Ваши данные, товарищ классный руководитель, устарели, — Дора Матвеевна потянулась к графину, но ее опередила сидевшая у края стола Тина Савельевна. Наполнив стакан, она подошла с ним к директору. — Спасибо. Вы не в курсе дела, Григорий Иванович. — Дора Матвеевна отхлебнула глоток и поставила стакан. — Я разговаривала с Тиной Савельевной. Она поработает с мальчиком и выведет четвертную тройку.
— Да, да, с готовностью подтвердила Тина Савельевна. — Горохов хоть и лентяй, но способный. Я его еще спрошу. Вытяну. Поддержу.
— По-моему, так только веревка поддерживает повешенного! Вы же сами наставили ему двоек, а теперь говорите, что в итоге у него будет тройка. По какой это арифметике? — спросил я Тину Савельевну.
Она отвернулась в сторону директора и развела руками: полюбуйтесь! Дора Матвеевна не стала мною любоваться и, нацелив карандаш, пошла в лобовую атаку.
— Вы что, против повышения успеваемости в собственном классе?
— Какое же это повышение? Это унижение! У Горохова тяжелые условия. Он нянчил братишку. Не учился и отстал. Родительский комитет взялся устроить малыша в детсад. Во второй четверти Горохов будет успевать.
— Так в чем же дело? — опустив карандаш, мирно спросила Дора Матвеевна. — Раз мальчик на подъеме и вы уверены в нем, значит наш долг поощрить его. Тина Савельевна как опытный педагог проявляет к ученику законную чуткость.
— Да не чуткость это, а подаяние. Зачем оно ему? Мы в классе обсуждали каждую отметку и знаем им цену. Во многом сами виноваты. Мы признали это и решили в следующей четверти поправить свои дела. А тут, выходит, без всякого труда и усилий, по щучьему велению нисходит благодать. Что я скажу своим неверующим ребятам? Что есть бог и имя ему, — процент?
Пауза. Дора Матвеевна мелкими глотками допивала воду. Полина Поликарповна безнадежно махнула на меня рукой.
— Любишь ты, Гриша, как историк, красиво говорить. А что говоришь — сам не знаешь. Для кого старается Дора Матвеевна! Для себя? Да у нее все есть: и орден, и почет, и пенсия за выслугу лет. Ради нас с вами она старается, тянет всю школу. Мы же новостройка. Если в первой четверти дадим успеваемость ниже средней по городу, знаешь, какой тарарам поднимется? Ты первогодок, не знаешь. А мы насмотрелись на своем веку. Тут от разных комиссий житья не будет. Вам же, молодым, в первую очередь достанется. Как увидите инспектора, так и убежит душа в пятки. А ты все критикуешь, критикуешь, вроде один тут шелковый, а все остальные ситцевые. Если хочешь знать…
— Я лично хотела бы знать, — прервала неиссякаемый поток Виктория Яковлевна, — какое отношение имеют ваши слова к судьбе Горохова, вполне реального человека?
— Я попрошу прекратить все споры, — постучала по столу карандашом Дора Матвеевна. — Мы и так затянули. У меня не один пятый «В». Можете выставлять что хотите. Это дело преподавателя, и я никому не имею права приказывать. Здесь присутствует председатель месткома, — жест в сторону Полины Поликарповны и ответный кивок. — При распределении часов в новом учебном году мы с ней учтем все обстоятельства. И каждый получит по способностям. По-видимому, мы кое-кого перегрузили, вот и не справляются товарищи.