— Ах ты, паршивец этакий! Первый раз за тринадцать лет мать поцеловал!
Султан Уткин, мадам Люси и «д-р-р-р»
— А ты почему не сделал задание, Юра?
Вертела протянул забинтованные ладони.
— Не могу писать.
— Что с руками? — встревожилась Виктория Яковлевна.
— Натер малость. Мы ж теперь на заводе работаем.
Тут я должен кое-что объяснить. Дело в том, что однажды произошло знакомство нашей Вали с пареньком из ремесленного училища. Потом экскурсия пятого «В» на завод, а в результате мальчишки стали ходить в слесарный цех.
Мальчишки повскакивали с мест, окружили страдальца.
— Ох, ты! Мозоли!
— Бедненький мальчик!
— В санаторий Юрку. В «Артек»!
Бессердечные люди! Они заставили Юрку снять бинты. Краснота на левой ладони, затвердевшие подушечки на правой свидетельствовали о неумелом обращении с напильником.
А девочки роптали: конечно, все в классе делается для мальчишек. Григорий Иванович только для виду говорит, что одинаково относится и к мальчикам и к девочкам. А сам всегда с мальчишками. Вот и в ремесленное они вместе ходят, работают в настоящем цехе. Обещал устроить на конфетную фабрику, а где она?..
На фабрику Петр Алексеевич ходил. Но требовались только разнорабочие. Обращался он и на швейную фабрику. Но тоже ничего не вышло.
И на этот раз помог Его Величество Случай.
Однажды, проверяя дневники, я обратил внимание на последнюю страничку в дневнике Светы Уткиной. Я бы не заметил эту страничку, если бы она сама не засигналила своим красным цветом. Рядом с отметками за третью четверть почти в каждой строчке красовались комментарии, сделанные витиеватым, с завитушками, почерком:
«Русский язык — 3. Безобразие! Моя дочь грамотная!» (роспись).
«Арифметика — 2. Об этом поговорю лично с преподавателем!» (роспись).
«История — 3. У преподавателя нет опыта работы!» (роспись).
«Классному руководителю!
Вы не знаете своих учеников и не работаете с ними! Устраивать чаепитие для родителей — это еще не работа! Надо работать с преподавателями вверенного вам класса. Я долго терпел, но мое терпение иссякло, и я вынужден написать об этом в дневнике моей дочери. И это еще не все. Ваша задача, имейте в виду, еще и беречь здоровье наших детей. Вы их калечите. Вы не следите за преподаванием. Об этом я буду говорить лично с вами, с директором я с высшими органами» (роспись).
Я перечитал несколько раз эти красные строки и тут же принялся сочинять ответ. Перепробовав несколько вариантов, я вынужден был отказаться от своей затеи: все они копировали стиль известного письма запорожских казаков турецкому султану.
Поостыв немного, я стал доискиваться побудительных мотивов, водивших рукой Уткина. Что это за человек? Сам я его так и не удосужился повидать. Из слов Петра Алексеевича выходило, что в семье Уткин вел себя, как султан. Женщины — жена и дочь — не смели и шагу сделать без высочайшего разрешения султана Уткина. Были слухи, что он на них даже руку поднимал. Да и на нас, учителей, — тоже, если судить по комментариям. Главное — ни за что. Третью четверть мы закончили победно — всего три неуспевающих. Если бы Света ходила в группу продленного дня, она бы наверняка не имела двойки. Сам Султан виноват — не пустил ее. За все время он ни разу не был в школе, никого из тех, кому грозил, в глаза не видел. И все-таки грозил!
Я выдал Свете новый дневник, а ее — исторический — присвоил. Может, со временем откроют в школе музей — помещу его в отдел «Тихие родители с громкими запросами».
Первый, кого я познакомил с этим экспонатом, был Василий Степанович. Прочитав уткинские комментарии, он рассвирепел:
— Вот уж поистине персонаж из басни! Подрывать корни дуба, плодами которого питаешься! Кто он такой? Кем работает?
— Бухгалтером.
— Где?
— На галантерейной фабрике.
— Говорил с ним?
— Нет еще.
— Надо идти на производство.
— Жаловаться?
— Ты никак не можешь вырваться из понятий времен твоего детства! Да, жаловаться! Прийти и спросить: что это у вас за дядя такой умный отыскался?
— Это в партком надо идти?
— Он коммунист?
— Партийный.
— Вот именно. До коммуниста ему, видно, далеко. Об этом как раз и надо сказать.
— Кому?
— Кому, кому! Людям — вот кому! Коллективу! Подготовь беседу и выступи на фабрике в порядке педпропаганды. О формальностях я сам позабочусь. Договорились?