Неожиданно Юрка вскочил и, отвернувшись, шмыгнул носом.
— А чего ж! Сразу из класса выгнали! Что я, хуже всех?!
— Хорошенькое «сразу». Целый год терпели твои штучки, — уточнил я.
— Григорий Иванович, попросите Василия Степановича, чтобы он Юрку назад перевел, — сказал Валерка.
— Ничего я не буду просить, — отрезал я, видя, что к Валерке готовы присоединиться и все остальные. — С нами Юрке все трын-трава, а там он пока один. Никто ему не будет мешать думать над своим житьем-бытьем. А думать дело полезное, по себе знаю. Со мной случай был почище, чем у Юрки. Могу рассказать.
Ребята сели теснее.
— Меня ведь тоже, как и вас, аист принес в клюве. Родители обыскали — никакого учительского диплома не нашли. Только соска во рту. Потом ел манную кашу. Потом пошел в школу, грыз гранит науки. Все было, как у вас, пока не началась война. Тут жизнь побежала бегом. Тяжелая была жизнь, особенно когда немцы город заняли. Но мы не унывали. Нас во дворе было трое друзей. У одного дед был фотограф. Он где-то доставал сводки нашего радио, печатал их, а мы расклеивали по городу.
— Вот интересно было! Скажи, ребята! — вырвалось у Сашки Кобзаря.
— Очень интересно, — горько сказал я, — особенно как мы первый раз увидели на углу, против аптеки, повешенного с дощечкой на шее: «Партизан»…
Когда фрицы драпанули из города, все мальчишки вышли на улицы и помогали нашим солдатам пленных ловить. Мы тоже двоих поймали, только не немцев, а румын, в подвале под типографией. Они, наверное, сами спрятались, хотели в плен сдаться. Мы как увидели их, так сразу душа в пятки убежала. А они руки подняли и кричат: «Гитлер капут! Гитлер капут!» Мы их забрали и повели через весь город в комендатуру. Там у нас винтовки отобрали, а пистолет я спрятал, думал, еще пригодится.
Потом мы пошли в школу. Все стало налаживаться. Только я никак не мог забыть про пистолет. Он у меня в сарае был спрятан. Совесть мучала. Война идет, а пистолет лежит без пользы. Надумал я его сдать. Взял с собой в школу, чтоб после уроков отнести куда надо. Терпел, терпел, а на последнем уроке вытащил и показал ребятам. Стали ко мне подсаживаться. Все лезут, каждый хочет в руках подержать. Тут я вскочил, на них пистолет и кричу:
— Расходись, стрелять буду!
Учительница за сердце схватилась.
Меня из школы выгнали… А потом я получил от отца с фронта письмо. «Самое главное, закаляй силу воли, — писал отец. — Человек без силы воли все равно что патрон без пороха или винтовка без боевой пружины. Немного мы навоевали бы таким оружием».
Тогда я только задумался и понял, что отец прав. У меня не было силы воли. Был я вроде Юрки: что левая нога захотела, то и делал. Взять хотя бы случай с пистолетом. Нужно мне было пугать старую учительницу? К ней потом «Скорая помощь» приезжала — так с ней плохо было.
В общем что вам долго говорить. Решил я закалять свою силу воли. Сел на последнюю парту один и начал себе разные задания задавать.
Первое упражнение называлось «гвоздь». Торчал на доске гвоздь, на который карту вешали. Был он загнут кверху и чуть виднелся на стене. И вот сяду я как-нибудь неудобно и сижу весь урок, смотрю на тот гвоздь, не шелохнувшись. Все болит, уже и гвоздя не вижу, круги перед глазами, а я терплю.
— А если вызовут, что тогда? — спросил Ленька.
На него зашикали: не перебивай!
— Не волнуйся, у меня было все предусмотрено, — продолжал я вспоминать. — Надо мне снять задание, я незаметно нажму на кончик носа — и все, вольно, значит. Могу идти к доске или отдохнуть минутку. А потом снова нажму — включено.
Ребята рассмеялись и тут же принялись включать силу воли себе и соседям. Близилась мала куча.
— Нажатием на кончик носа включить внимание! — скомандовал я.
Порядок воцарился в ту же секунду.
— Видите, — констатировал я, — действует без отказа. Я до сих пор пользуюсь этим способом и вам советую.
— А почему мы никогда не видели? — спросил, смеясь, Валерка.
— Ну как же, — возразил я, — разве вы не замечали, что когда я злюсь, сразу отхожу к окну? Там я потихоньку включаюсь и снова становлюсь нормальным.
Ребята согласились: действительно, окно — мое любимое место.
— Еще хорошая штука часы, — торопился я выжать все из случайной беседы. — Когда мать отдала мне отцовские карманные часы, сразу время прибавилось вдвое. Раньше, бывало, свистнет кто — выйдешь, и пошли тары-бары, хоть до вечера. Совсем другое дело с часами. Глянешь на них — время уроки делать. Привет, я пошел. Сначала ребята обижались и дразнили, потом привыкли. Зато в седьмом классе у меня не было троек, а в девятом выбрали членом комитета. Так я и дожил до того, что сам других учить стал. Вот какие дела… Заболтались мы тут, будет нам дома. Давайте, братцы, собираться.