Ловлю его взгляд. Он поднимает руку с растопыренными пальцами и беззвучно произносит: «Пять минут». Детектив тянется за кофе, подносит чашку к губам и отпивает немного. Проходит еще шесть секунд. Предположим, Эмма в машине, которая движется со скоростью около ста километров в час. За шесть секунд она проедет чуть более ста шестидесяти метров. Возведем последние в квадрат и помножим на число пи. За то время, которое понадобилось Шербурну, чтобы глотнуть кофе, район поисков расширился более чем на восемьсот тысяч квадратных метров. Если каждый глоточек стоит нам восемьсот тысяч квадратных метров и если из чашки можно отхлебнуть около ста раз — остается лишь гадать о том, какой величины сделается этот круг, едва Шербурн допьет. И сколько чашек понадобится, чтобы площадь поисков достигла площади земного шара.
Прикидываю возможности человеческого тела — похититель взял Эмму за руку? А может быть, понес? Если да, какова длина его шага? Сколько метров проходит в минуту? И как далеко способен уйти пешком? Сколько шагов было до его машины? Если наша «колючка» сопротивлялась — насколько это снизило его скорость? Остановится ли незнакомец, когда ребенок проголодается?
Воображаю себе автомобиль, стоящий у придорожного кафе. В маленькой забегаловке сидит маленькая девочка. Завтракает. Возможно, похититель захочет расположить к себе шестилетку, поэтому Эмме достанутся сладкие блинчики, сверх всякой меры залитые сиропом, и, может быть, даже шоколадное молоко. Догадается ли она не спешить, чтобы оттянуть отъезд? «Не торопись, — мысленно посылаю телепатический импульс через пространство. — Тщательно прожевывай каждый кусочек». Вспоминаю песенку, звучавшую в летнем лагере в Каролине, где оборвалась моя карьера герлскаута: «Жуй, жуй, не спеши — и наешься от души». Сидя в кафе, эти двое остановили время — окружность перестала расширяться.
Впрочем, версия с похищением не единственная. Полиция уже начинается склоняться к версии о том, что Эмма утонула.
Вчера, вскоре после прибытия патрульных, появился и катер береговой охраны. Я стояла на берегу, отвечала на вопросы и наблюдала, как он рассекает ледяную воду. Над пляжем иногда подолгу зависал оранжевый вертолет, слегка наклонившись носом к воде; громкий шум лопастей отчего-то напомнил мне фильмы о Вьетнаме. Спустя несколько часов, когда стемнело, катер уплыл, вертолет улетел. Океан стал зловещим, темно-синим, поднялся ветер и разорвал туман. Едва лицо и шею закололи песчинки, я вспомнила, что на Эмме один лишь свитер, недостаточно теплый для такой погоды. И хоть убей, не помнила, надела ли она носки.
Потом приехал Джейк. Не помню, в какой момент это случилось — долго-долго его не было, а потом вдруг появился. Огни патрульных машин озаряли темный пляж синим и алым, от костра по ветру сильно тянуло креозотом. К машинам подвели группу серфингистов в черных гидрокостюмах, блестящих и скользких, как тюлени, и полиция принялась их допрашивать.
Наконец к нам подошел сотрудник из береговой охраны. Его униформа казалась тщательно выглаженной, хотя человек весь день работал.
— В темноте мы бессильны. Возобновим поиски рано утром.
— Если она утонула — каковы шансы? — спросил Джейк.
Спасатель опустил глаза и зарыл мысок ботинка в песок.
— Трудно сказать, зависит от силы прилива. Иногда тело выбрасывает на сушу, иногда нет.
— Эмма боится воды. — Я взглянула на Джейка за поддержкой. — Она бы ни за что туда не полезла.
Шербурн занимался кем-то другим, но вдруг повернулся ко мне. Страницы его записной книжки трепетали на ветру.
Терпеливо объяснила, что недавно Эмма ходила на день рождения к девочке по имени Мелисса. Детишки с визгом перебрасывались мячом в бассейне, тогда как наше сокровище сидело, скрестив ноги, в шезлонге и мучило божью коровку, упавшую прямо в стакан.
— Ребенок отказался войти в воду. — У меня закружилась голова — пропажа в голубом купальнике словно наяву предстала передо мной. Тогда кроха искоса поглядывала на сверкающую водную гладь бассейна и слегка ерзала, как будто вот-вот должна собраться с духом и присоединиться к остальным. Так и не решилась. В машине, по пути домой, когда я спросила, хорошо ли повеселились, Эмма закинула худые ножки на переднюю панель и сказала: «Не люблю Мелиссу».