Сразу же за входной дверью располагалась широченная, едва ли не викторианская кухня с большой дровяной печью и огромным столом, сбитым из крепких брусьев. Остальная обстановка была весьма незамысловатой, и единственное украшение на стенах заключалось, насколько я понял, в изречениях из Библии, вышитых на ткани и вставленных в простую рамку. Вся атмосфера дома была пронизана величайшей скромностью и простотой.
С несомненной гордостью Ханс провел меня по всему дому. Комнаты детей равным образом были обставлены непритязательно: лишь низкие деревянные койки да стулья с сиденьями из плетеного камыша. У жены Ханса, имя которой я так и не запомнил, в задней части дома имелась собственная небольшая комнатка, где я разглядел груду ниток и вышивки, большую Библию и какие-то весьма древние на вид журналы.
К нашему возвращению на кухонный стол были водружены пирог и большущий чайник, а какая-то суетливая старушка расставляла тарелки и раскладывала ножи, оживленно болтая на сетсвана с хозяйкой дома. Мы расселись, и я почувствовал себя обязанным сообщить, при посредничестве той маленькой девочки, что сопровождала нас до дома, как нам всем приятно оказаться у них в гостях. К счастью, до моей речи дело не дошло, ибо как раз в этот момент Ханс, сцепив руки и плотно зажмурив глаза, начал грубым, но тихим голосом читать нараспев благодарственную молитву. Прикусив язык, я сложил руки и стал ждать.
Как только хозяин закончил, торжественная атмосфера рассеялась, и его жена разрезала пирог на огромные куски, один из которых, водрузив на тарелку, поставили передо мной. Ханс задумчиво уставился на меня, как следует откусил от своего куска и что-то пробормотал дочери.
— Мой папа считает, что ты выглядишь как типичный англичанин.
Не вполне уверенный, хорошо это или плохо, я улыбнулся.
— Да, он говорит, ты слишком худой. Немножко нездоровый. Тебе надо больше есть, говорит он.
Через какое-то время Ханс таки рискнул заговорить по-английски и пустился в пространный дискурс об истории африкандеров, а затем поведал, какую программу они приготовили для нас. Сначала — и я сразу же несколько упал духом — дети сыграют в свой футбол. (Запутавшись в сложностях системы соревнований, в которых мы принимали участие, я сперва даже и не понял, что избиение, учиненное нам в Катима-Мулило, оказалось на самом деле лишь разминочным матчем. Здесь-то, в Пандаматенге, и должно было состояться наше первое свидание с судьбой.) По окончании игры дети смогут помыться у насоса во дворе, осмотреть хозяйство, а затем их поведут в поля, где объяснят, что там выращивают фермеры и как все это происходит. Вечером хозяева разведут посреди двора огромный костер и приготовят что-нибудь вкусное из африкандерской кухни. Дети будут спать в амбаре на брикетах сена — там им будет тепло и уютно, а ограда исключает всякую опасность со стороны диких животных. Для меня припасли отдельную комнату, где мне наверняка понравится. Утром хозяева приготовят нам плотный вкусный завтрак. Ханс, как я видел, уже его предвкушал. Так что мы основательно подкрепимся перед обратной дорогой в Касане.
Когда мне не удалось отвертеться от третьего кусища пирога, я уже не испытывал ни малейшего энтузиазма касательно участия в предстоящем спортивном мероприятии, и в особенности сожалел о том, что Грэхем без моего ведома назначил меня судьей. Вскоре, впрочем, воодушевление детей подняло мне настроение, и игра началась. Хотя кое-кто из местных детей был старше и крупнее «Касаненских Куду», опыта им явно недоставало. Судя по всему, здесь больше привыкли играть в регби. Что, несомненно, обернулось нашим значительным преимуществом, хотя скорее всего в этом отношении Хэппи и не согласился бы со мной, когда весьма крупный мальчик в изорванных шортах и рубашке уложил его на землю, сделав характерную для регби подножку. Отряхиваясь от пыли, наш полузащитник посмотрел на меня с невыразимым упреком, явно ожидая, что я достану красную карточку. Однако, отдавая себе отчет, с какой стороны в тот вечер дул ветер, я разочаровал Хэппи, ограничившись лишь тем, что спокойно предупредил крепыша. В течение первых десяти минут все как будто шло достаточно гладко, однако как раз в конце первого тайма Долли, озаботившись преподаванием урока Ботле, как завязывать шнурки, временно оставила мяч без внимания. Входя в четверку защитников, она должна была отслеживать каждое наступательное движение противника. Вместо этого она сидела с Ботле на средней линии поля и терпеливо наставляла: