В центре кладбища стоял массивный мраморный мемориал высотой почти с двухэтажный дом, вытесанный в форме скалы, которая торчала из земли, как плохо погребенная кость. Иммануэль опустилась на колени, чтобы прочесть текст в основании памятника, хотя в этом не было необходимости. Как и большинство жителей Вефиля, она знала его наизусть.
Он гласил: «Здесь покоится первый пророк Отца, Дэвид Форд; весна года Пламени – зима года Бдения». А ниже – вытесанные прямо в мраморе слова: «Кровь за кровь».
Несмотря на духоту летней ночи, Иммануэль поежилась. Там, где она стояла, были закопаны останки Истребителя Ведьм, пророка, который выжег, выпотрошил и очистил Вефиль от зла. Ибо именно Дэвид Форд отвел Лилит и остальных ведьм ее ковена на костер, он разжег огонь и не давал пламени угаснуть. Именно он со своей победоносной войной Темных Дней стоял у истоков всех последующих чисток.
Иммануэль оттолкнулась от земли и встала. В этот момент до ее слуха донесся чей-то тихий плач. Осторожно лавируя между надгробиями, она добралась до границы кладбища, которое заканчивалось на подступах к лесу. Здесь вдоль кладбища тянулась железная ограда, отделяя его от деревьев, подобравшихся вплотную к Святым Землям. Там-то она их и обнаружила – Эзру и Джудит вдвоем под покровом ночи, всего в нескольких шагах от памятника, за которым пряталась Иммануэль. Они стояли близко друг к другу, и Джудит обеими руками хватала его за рубашку, комкая ткань в кулаках.
– Прекрати, – сказал Эзра, пытаясь разжать ее пальцы.
Но она только крепче вцепилась в него.
– Ты не заставишь меня желать его.
– Ты дала клятву, – взорвался Эзра. – Ты приняла печать, так же, как Лия, не забывай об этом.
Он стал отстранять ее от себя, но в этот момент Джудит дернулась ему навстречу, прижавшись губами к его губам. Она запустила руки под его рубашку и прильнула к нему своими бедрами.
– Пожалуйста, – мычала она ему в губы, в шею, – прошу тебя, Эзра.
Он схватил ее за плечи и оттолкнул от себя.
– Я же сказал, нет.
Глаза Джудит наполнились слезами. Она снова потянулась к нему, поймав его за рукоять кинжала, и дернула на себя с такой силой, что цепочка у него на шее лопнула. Серебряные звенья рассыпались по темноте, а несколько отлетели так далеко, что упали на землю у ног Иммануэль.
Ее сердце замерло и пропустило удар. Она развернулась и поспешила унести оттуда ноги, на бегу путаясь в подоле платья матери, когда кто-то из игравшей у огня детворы закричал.
Эзра повернулся на крик и тогда заметил Иммануэль. Он окрикнул ее по имени, и она бросилась бежать через кладбище так же быстро, как в ту грозовую ночь в лесу.
Глава 8
Отец, спаси их. Отец, спаси нас всех.
В ту ночь Иммануэль снился лес. Ее воображение порождало образы Темной Матери, блуждающей по коридорам леса; в руках она держала забитого ягненка, и черная вуаль волочилась за ней по траве. Иммануэль снились чучела ведьм, пылающих, как факелы в ночи, снились сплетенные руки и украденные поцелуи. В кошмарах ей являлись Возлюбленные, они катались по земле, хватались друг за друга, оскалив зубы, и их глаза ярко белели в лунном свете.
Проснулась она в холодном поту, промочившем насквозь ночную рубашку, которая теперь липла к плечам, как вторая кожа. Она села в кровати. Голова шла кругом, сердце часто билось о ребра. В ушах не смолкало жалобное блеяние.
Поначалу она приняла его за эхо ночного кошмара. Но когда блеянье послышалось снова, она подумала о своих овцах, и морок сна сняло как рукой. Она вскочила на ноги и сняла плащ с крючка на двери, сунула ноги в резиновые сапоги, схватила лампу с прикроватной тумбочки и спустилась по чердачной лестнице в холл.
В доме было тихо, если не считать свистящего храпа Абрама. Судя по тому, как близко раздавались звуки, он заснул в постели у Анны. В последнее время он часто ложился с ней и почти никогда не посещал постель Марты.
Иммануэль была этому рада. В те ночи, когда Абрам приходил к Марте, бабушка не спала, и Иммануэль часто слышала, как та слоняется по дому. Как-то раз, несколько лет назад, около полуночи, Иммануэль застала Марту на кухне. Она стояла с кружкой, полной виски Абрама, уставившись в темноту леса, в то время как ее муж спал в ее постели.
Тишину разорвал очередной вопль, и мысли Иммануэль вернулись к стаду. Она метнулась вниз, стараясь по возможности не шуметь. Лампа в ее руках раскачивалась от быстрого шага, отбрасывая свет и тень во все стороны. Вой продолжался – протяжный и жалобный, он, казалось, проникал в самый скелет дома. Когда Иммануэль выскочила на задний двор, она поняла, с ужасом, заледенившим кровь, что звук доносился из Темного Леса.