- А ... как же документ? - Морган отдавал себе отчет, что в этой комнате не бывает ничего случайного, но все же решился задать вопрос. Голос у него был сухой и осипший.
Ответом стал тихий, добродушный смешок.
- Каждое число имеет некую силу, которую цифра или символ для обозначения цифры выражают не только количественно, - произнес патриарх, цитируя кого-то из древних80. - Эти силы заключаются в оккультных связях между отношениями вещей и принципов в природе, выражениями которых они являются. - Старик сделал паузу и добавил. - Ступай, мой мальчик, и ни о чем не беспокойся ...
В этот далеко не торжественный миг советник Морган не испытывал ничего, кроме огромного облегчения. Пожалуй, никогда в жизни он не был настолько счастлив. Сравниться с этим божественным ощущением, когда будто сама Смерть прошла мимо, ограничившись дружеским хлопком по плечу, смогло только чувство, которое Виктор испытал неделей позже. В тот день, когда Белый Дом вздрогнул в скрытом от посторонних взглядов, но от этого не менее ужасающем скандале - произошла плановая инвентаризация правительственных бланков, и выяснилось, что номер документа с поддельным и страшным распоряжением числится за вице-президентом...
23. В конце тоннеля
Однажды в годы курсантской юности я, младший сержант Верещагин, будучи дежурным по корпусу, заснул за столом, уронив голову на руки. Проспал больше часа. От неудобной позы резко сократился приток крови к мозгу, и я улетел в какое-то странное состояние, из которого вывел, показавшийся несмолкающим, телефонный звонок. Тогда, начав приходить в себя, я долго не мог понять, кто я и где. Нечто подобное, только в несколько раз сильнее, происходит сейчас.
Сперва появляется какое-то неописуемое словами ощущение, с которым, вероятно, приходят на свет младенцы. "Я - есть". "Я - существую" ... Затем пробуждающееся сознание начинает получать сигналы от тела. И сигналы эти очень нехороши. Голова болит тупой застарелой болью, которая протяжно пульсирует по всему черепу. Горло пересохло, руки тяжелы как гири-пудовки, а ноги ломит словно застарелым ревматизмом...
Это ж сколько я вчера выжрал? Перед глазами ползут чередой обрывочные картины с погонями, перестрелками, полетами и рекой, кровью и женщинами. Будто кто диафильмы крутит на потолке. Это кто же из корешей в "Ласточке" подсунул вчера наркоту?
Чтобы разогнать кровь, несколько раз сжимаю и разжимаю пальцы. Голову чуть отпускает. Понемногу шевелятся мысли. Вспоминаю имя. Виктор. Имя моё... Вслед за именем возвращается и способность рассуждать. Мозги хоть с натугой, но все же работают, чем я и пытаюсь воспользоваться, чтобы сообразить: или я сейчас в Русе прихожу в себя после пьянки (не исключено, если с Петрухой вчера технического спирта вмазали), или все, что произошло после Русы, правда, и я действительно умер...
Приоткрываю глаза. Передо мной сплошной стеной стоит густой белый туман. Херовенькая замена обещанному свету в конце тоннеля. Однако, мрачности в мыслях нет. Скорее обреченность и фатализм - ну помер Максим и хрен с ним...
Натужное скрипение мыслей по несмазаным извилинам рассеивает туман. Белая пелена медленно опадает и перед моим взглядом открывается ... потолок. Но это не моя русинская конура. Два казенных, кажется даже пыльных плафона, в одном чернеет мушиная мумия. Вряд ли в загробном ведомстве дошли до полного копирования больнично-казарменных интерьеров, а значит слухи о моей смерти преувеличены.
Пытаюсь мыслить логически. Получается через раз. Но, как ни крути выходит, что я, во-первых, жив. А во-вторых, нахожусь где-то в казенном учреждении - больнице или в тюрьме. Ну или в тюремной больнице, что тоже весьма вероятно.
Пробую перевести взгляд с потолка на стену. Легкое движение головы немедленно отзывается стреляющей болью в затылке и шейных позвонках. Чуть-чуть переждав, пробую еще раз.
В общем, если это тюрьма, то какая-то очень западноевропейская. Типа как у гражданина Брейвика81. На стене, выкрашенной в неяркий белый цвет, без привычных наших малярских ляпов и затёков, чернеет внушительный прямоугольник телевизионной панели. Справа от телика - дверь. Не тюремная, без ручки и с глазком, а самая обыкновенная. Над дверью, у самого потолка - жалюзи кондиционера. У противоположной стены установлен высокий стеклянный шкаф и рядом с ним стеклянный же столик на колесах. Оба предмета мебели забиты всяческой медицинской пестротой - банки, коробки, пузырьки... Интересно, вся эта фармакологическая прелесть сугубо для меня, или нас тут человек десять ждет прихода доброго доктора Менгеле82 с никелированным ведерным шприцем?