— Че он там блеет-то?
— Про больницу вроде… Я позвоню, Михал Васильич, а? Позвоню в городскую?
— Блядь… Ну, звони. У них там нету оборудования все равно. А до областной не довезем. Помрет так и так.
— А вы что предлагаете?
— Ну что… Что не инсульт. Что алкогольное отравление.
— А вскрытие?
— Решим мы со вскрытием, не волнуйся. Приехали, а он тут все.
— Не, мужики, я так не играю! Вы по своей части мухлюйте, а меня не втягивайте! Я приехал — у меня жмура не было!
— Товарищ сержант… Что не по человечески-то, а? У вас что, отчетности нет? Статистики? Вы что, не понимаете нас?
— Вот я как раз и понимаю! Вы мне своей отчетностью мою отчетность не портите!
— Мужики, вы бы заткнулись все уже! Не видите — у меня с дочерью разговор! Не видел сто лет!
— Ты с кем разговариваешь, па? Тут нету никого — я только и мама.
— А Сережку не привезла?
— Дома оставила. На юбилей привезу.
— Как он там, бандит?
— Пошел позавчера! Сам прямо, без помощи, представляешь? — Анюта тихонько засмеялась.
— Вот я паспорт его нашел. Так… Серафимов Андрей Андреевич, год рождения… Сорок девять лет мужику. Ну че, я заполняю, значит?
— Постой, сержант… Заполнить мы еще успеем, а?
— Алло. Пятая скорая, Котовск. У нас тут с приступом… Подозрение на инсульт. Состояние тяжелое.
— Блядь, Алексей! Ты что же это…
— Что значит, мест нет? В коридоре положите… Ну хоть капельницу какую-то… Да понимаю я все… А что мне, бросить его тут? Если сам помрет — это одно… Да. Едем.
— Ты выслужиться, да, Алексей? А перед кем? Ты же знаешь, нам по инсультным отвечать…
— Да какое! Сорок девять лет всего… Жалко же…
— Ну жалко. Жалко. У нас мужики в среднем по стране в пятьдесят восемь мрут. Этот в сорок девять преставился, зато другой до шестидесяти семи дотянет.
— Ань… Анют… И тогда помнишь, с дискотекой твоей… Ну… Ты прости меня. За прошмандовку. Я переживал просто, ты вырядишься, а мало ли что случится… Ты красивая же… Как мать…
— Он один живет, что ли? Вон в паспорте штамп: брак, ребенок… Не, мужики. Я приехал, он точно живой был.
— Сержант… Товарищ сержант. Давайте тогда, может, время обсудим? Во сколько вы приехали, во сколько мы?
— Это можно. Это я еще не заполнял.
— Ну давайте хоть на часик пораньше?
— Ну если на часик… У меня как раз вызов был. А потом че?
— А потом… Сначала квартиру искали. Он номер квартиры не сказал. Потом… Не могли вскрыть. Потом диагностика. Капельница. Потом машина не заводилась. Главное — во сколько мы сюда прибыли. На место.
— Слышь, доктор… А че вы реально задержались-то так?
— Коллегам вашим помогали, сержант. Из ГАИ. Попросили на трассе… Освидетельствовать. Не могли отказать. Все?
— Все. Волки они нам, а не коллеги… Ну ладно, эт самое… Ну че, вы поехали? Я квартиру сам тогда закрою?
— А что там, где паспорт, ничего не было больше?
— Ну… Десятка.
— Десятка?
— Пока десятка.
— Пополам.
— С хуя ли пополам-то?
— А вам, товарищ сержант, еще квартиру закрывать. Вы еще может чего интересного найдете. Нас с коллегой и так двое.
— Слышь, Васильич… Мне так не надо. Я с живых только… Беру.
— А он и живой, Алексей, и не выебывайся особо. С тебя спросят потом. У тебя отчетность не только, блядь, белая.
— Не… Бери, если хочешь, мне не надо.
— Так значит, десантура выбывает? Тогда тебе две с полтиной, доктор, мне остальное?
— Хрена. Давай пятерку и хоть весь дом перетряси, пока родные не вернулись.
— Ну и жлобье! Держи и валите уже…
— Приятно было поработать. Так, давай я за руки… Поехали… Осторожно, вывалится сейчас, ты не видишь, что ли? Да, в мешке-то оно половчей было бы… Что задумался-то, а, Алексей?
— Да… Сорок девять лет… Как-то… Рано ему. Может, у него дела какие еще оставались…
— Но мы-то живы! Так… Нет, давай ты вперед, да, ногами его… Так…
— На скорости живем… В этой сучьей стране год за три идет, как на фронте…
— Мрем, Алексей, мрем! Твоя правда! Вон я статистику читал — с восемьдесят девятого в городе на двадцать процентов сократилось население… Извини, мужик… Головой его приложил… Но пока работаем! По специальности работаем. У кого и этого нет.
А мимо Андрея плыли выставленные в серванте фарфоровые медвежата, выцветшие обои, облезлые и исцарапанные ключами стены подъезда, фанера и дерматин соседских дверей, сырая бурая ноябрьская ночь, зассанные дворнягами фонарные столбы, стволы каких-то деревьев, кипарисов, кажется — точно, кипарисов, колонны Дома Культуры, что стоял на набережной, потом киоски мороженщиц, и, наконец, просто дышащий ласковым теплом геленджикский вечер глубоко-синего цвета, и море, море, море…
— Тань… — взяв жену за руку, шепнул Андрей. — Слава богу, я все успел тебе сказать…