— И конечно же, это «кусочек» Жанны д’Арк, — учтиво предположил египтянин.
Он надеялся, что друг не станет обращать его в свою веру. Это было бы скучно.
— Жанна д’Арк! Пятнадцатый век! — Никос захлопнул крышку. — Я в большой игре!
Египтянин был заинтригован. Они медленно двигались среди плодов странного урожая, и Никос рассказывал, как однажды во сне его посетила идея создания такой коллекции. С той поры он настойчиво шел к своей цели.
— Поначалу я был будто слепой котенок. Впрочем, как и всякий начинающий собиратель, — говорил он. — Тратил бешеные деньги на фальшивки, древние и современные. Меня нередко обманывали. Единственным моим утешением было то, что даже продавца индульгенций в «Кентерберийских рассказах» Чосера одурачили, продав ему кости свиньи. Теперь я намного искушеннее. Фальшивки распознаю сразу. И дельцы более осторожны в своих предложениях.
— Ты хочешь сказать, что существует рынок вот этих кладбищенских сувениров?
— Да еще какой оживленный! — воскликнул Никос. — Реликвии стали доступны. Проходят аукционы, закрытые для посторонних и крайне ожесточенные. Цены неустойчивы. Мои главные конкуренты — не церковники, а японцы, а в последнее время — китайцы, в основном дети маоистских военачальников. Из-за них цены на аукционах становятся космическими. Я решил использовать другие методы. Развернул сеть агентов в Восточной Европе и России, где политическая нестабильность вынуждает православные монастыри и церкви продавать свое имущество по сниженным ценам. Содержимое большинства усыпальниц разобрано. Остался в основном хлам: черепа, пузырьки с грудным молоком Богородицы да ампутированные пальцы известных святых. Мои лучшие приобретения осуществляются под покровом ночи.
Египтянин ухмыльнулся. Его друг — старый пират.
— Воруешь святые мощи?
— Вовсе нет. Я приобретаю сирот, — с улыбкой признался Никос. — Практика древняя, как сами реликвии. Furta scara[12] называется. Воровство святых мощей — проверенная временем традиция. Более тысячи лет монахи и епископы, рыцари и простые миряне перетаскивали реликвии из одного места в другое. В некотором смысле, воровство возрождает ценность этих полуистлевших тканей и обломков костей. Оно заявляет о новом предмете вожделения.
И Никос стал описывать причудливый мир трупов, черепов, высушенных сердец. Этот мир чудес, как полагал египтянин, закончил существование еще в Средневековье. Впрочем, ему, выходцу из страны мумий и заспиртованных в склянках внутренностей, не было чуждо болезненное влечение людей ко всякого рода патологии. Теория Никоса, по которой воровство позволяет осуществить самое страстное желание, была, пожалуй, не лишена смысла. Ничего не стоящие мумии тысячелетиями мирно покоились в своих гробницах, и лишь в последние несколько столетий европейцы восстановили их значимость, вытаскивая на свет божий, чтобы выставить в музеях или покрошить на медицинские снадобья.
Никос открыл картотечный шкафчик в конце длинного ряда. На каждый артефакт было заведено отдельное досье. Никос вытянул несколько наугад. В нескольких папках содержались официальные церковные документы — свидетельства «аутентичности», которые подтверждали подлинность реликвии. Фиксировалась также дата ее вложения в медальон, полый крест или монстранцию. Иногда «сертификаты подлинности» отсутствовали. Египтянин предположил, что в этих папках хранится информация об украденных реликвиях. Каждый артефакт обладал собственной историей, и Никос вдобавок ко всему добросовестно документировал любой относящийся к нему слух или анекдот. В папки также были вложены отчеты международных лабораторий, очень напоминавшие истории болезни.
— Церковь подразделяет реликвии на три группы, — продолжал Никос. — К первой относят органические артефакты, источником которых являлось тело как таковое. Во вторую входит одежда мученика либо предметы, которых он касался. Третья группа включает менее значимые реликвии — клочки ткани, входившие в соприкосновение с объектами первой или второй группы.
— А твой интерес, — догадался египтянин, — сфокусирован, разумеется, на первой группе. На теле как таковом.
Глаза Никоса сверкнули:
— Боюсь, это покажется ересью, учитывая мою добычу.
Египтянин удовлетворенно крякнул. Никос относится к останкам как к ереси? Гость обожал загадки.