Но Светлана махнула рукой и протянула Николаю Николаевичу удилище. Глаза ее потухли.
— Все это слишком сложно для меня, — с усмешкой сказала она.
Крамов несколько раз закидывал спиннинг, и вскоре на берегу бились еще четыре рыбы. Я не успевал снимать их с крючка.
Рыбалка была в самом разгаре, когда Николай Николаевич вдруг стал развинчивать свое удилище и укладывать его в чехол. Потом он поднял чемоданчик и сказал:
— Ну, двинулись?
— А рыбы? — недоуменно спросил я. — Разве мы не возьмем их?
Крамов пожал плечами.
— Зачем? У нас есть закуска получше, — он кивнул на чемоданчик. — Чистить рыбу, возиться… Да и запаха рыбного я не переношу.
— Зачем же вы ловили их?
— Спорт! — усмехнулся Крамов, — Пошли!
Мы расположились на низкой, лишенной растительности скале. Отсюда хорошо был виден водопад, но отдаленный грохот его уже не мешал разговаривать. Николай Николаевич раскрыл чемоданчик и вытащил две бутылки «Столичной» водки, копченую колбасу, крабовые консервы, семгу, хлеб и пластмассовые стаканчики.
Расставив снедь на большом плоском валуне, он проговорил, разводя руками:
— Вина нет. Хотел достать сухого, но в нашем магазине не держат. Говорят, не по климату…
— Терпеть не могу кислятину! — озорно тряхнув головой, сказала Светлана. — На худой конец лучше водка.
— Великолепно! — воскликнул Крамов.
— Чем же тут восхищаться? Вам нравятся пьяные женщины? — чуть подняв плечи, спросила Светлана. — По-моему, нет ничего противнее.
— Я не терплю пьяных, ни женщин, ни мужчин, — ответил Николай Николаевич. — Но также не люблю женщин, которые жеманно потягивают через зубы какую-нибудь кисловатую дрянь. Я им не верю.
— Не верите, что в душе они не жаждут водки? — рассмеялась Светлана.
— Нет. Вообще не верю. Вообще…
Я начал разливать водку в пластмассовые стаканчики. Их оказалось только два. Крамов снова развел руками.
— Еще раз прошу извинения! Сервировки явно не хватает. Что ж, мужчины будут пить в очередь.
— Все в порядке, — сказала Светлана, — Андрей не пьет.
— Кто тебе сказал, что я не пью? — неожиданно для самого себя резко спросил я.
— Ну и отлично, если пьешь, — примирительно сказал Крамов. — То, что останется в бутылке, мое. Если граммов двести потянет, я в обиде не буду.
И он налил мне полную стопку.
— Если Андрей действительно не пьет, я на его месте гордился бы этим, а не смущался, — продолжал Крамов. — Говорят, Наполеон не пил ничего, кроме воды. Когда его спрашивали почему, он отвечал, что только заурядным людям нужно вино для поднятия жизненного тонуса, у него же тонус, высок и без вина.
Меня начинали злить все эти разговоры.
— Не довольно ли заниматься моей персоной? — громко сказал я. — И, насколько я знаю, вы, Николай Николаевич, тоже не пьете? Помните, вы отказались на именинах?
— Ну, там другое дело, — ответил Крамов, — воспитательный, так сказать, фактор…
— Хорошо, — сказал я, — Значит, пьем! — И поднял стопку.
— Э-э, нет, погодите! — воскликнул Крамов. — Вы что ж, забрались за Полярный круг, сидите в двенадцать часов ночи под ярким солнцем и собираетесь выпить первую стопку без тоста? Не выйдет! Я хочу предложить тост за Андрея. За его успехи и за всестороннее, так сказать, счастье. Вот мы иногда недовольны тем, что современные писатели рисуют слишком уж идеальных людей, и говорим: «В жизни таких не бывает». Однако вот перед нами Андрей, классический тип советского молодого человека. Вы согласны со мной, Светлана Алексеевна? — неожиданно спросил Крамов.
— Конечно, — быстро ответила она. — Андрей настоящий человек.
Наверное, в эти минуты лицо мое было красно, как тот камень «лопарская кровь».
— Это… это же просто глупо, товарищи… — начал было я.
Но Крамов прервал меня:
— Итак, я предлагаю выпить за Андрея. Всякие возражения отклоняются. Пьем! — И большим глотком отпил прямо из горлышка бутылки.
Светлана выпила вместе с ним.
А мне не хотелось. Что-то необъяснимо неприятное возникало между нами, что-то такое, что настораживало и тревожило меня. Мне хотелось избавиться от этого ощущения, подавить, заглушить его, хотелось, чтобы все оставалось как прежде.
И, может быть, поэтому я залпом выпил свою стопку. Но ощущение тревоги не проходило. Больше того — я почувствовал непреодолимое желание сказать о нем и посмотреть прямо в глаза Николаю Николаевичу.