— Ну, я вижу, вы своего Николая Николаевича любите! — шутливо сказал я. — И давно он в этих краях?
— На строительство прибыл так же, как и вы. Скоро месяц будет.
— И хороший, говорите, человек?
— Человек что надо.
Я позавидовал этому Крамову. Сумею ли и я работать так, чтобы люди сказали обо мне: «Человек что надо»?
И мне очень захотелось заставить шофера разговориться, рассказать еще что-нибудь о Крамове.
Но шофер без всякого понуждения, с явной охотой сам заговорил о Крамове:
— К примеру, есть такие начальники, что ты для него не человек, а так, кадр… Народ у нас, к тому же, трудный… А Николай Николаевич до нутра добирается…
Я с нетерпением ждал продолжения, потому что любил читать или слушать рассказы о сильных, бывалых людях, умеющих завоевывать души людей. Когда-то моим любимым героем был фурмановский комиссар Клычков, а то место из «Мятежа», где описывается, как комиссар стоит лицом к лицу с разбушевавшейся людской стихией, я знал почти наизусть.
Часто случалось, что, читая «Мятеж» или «Как закалялась сталь», я отрывался, от книги, закрывал глаза и думал: «Ну вот, поставь себя на место Клычкова, действуй! Как бы поступил ты? Какие нашел бы слова?..»
Из книг об Отечественной войне я больше всего любил такие, вернее — те места в них, где рассказывается о командире или комиссаре, прибывшем в новую часть, на трудный участок фронта.
Бойцы еще не знают его, может быть, в душе даже не доверяют ему, потому что им, обстрелянным в боях ветеранам, еще не известно, что за человек новый начальник.
И вот он совершает высокий поступок, находит сокровенные слова, которые подчиняют людей, больше того — заставляет людей полюбить его…
Такие места в книгах сильно захватывали меня, когда я еще учился в школе.
Понятно, что мне и теперь захотелось поподробнее узнать о человеке, который будет работать рядом со мной и который, по словам шофера, умеет «добираться до нутра».
А шофер продолжал:
— Вот, к примеру, с «шайбой» этой. Вызывает он меня в субботу — недели три назад дело было — и говорит: «Поедешь в поселок. Пивную «шайбу» знаешь?»
Ну, я смеюсь: кто же про такое дело у нас не знает?.. «Там наших ребят, говорит, много. Под нагрузкой им восемь километров шагать домой трудно. Поедешь часам к двенадцати, остановишься у «шайбы», народ соберешь и сюда доставишь. Ясно?» — «Что ж тут, отвечаю, неясного?» Но про себя думаю: «Новое это дело — пьяных по домам развозить».
Ну, поехал, остановился у «шайбы». За полночь первый из наших выползает. Ничего, идет на своих, только за стенку слегка держится. По-нашему, по-заполярному, это значит — вроде совсем трезвый. Увидел меня: «Вася, друг, подвези!» — Пожалте, — говорю. — За вами и прислали, лезьте, уважаемый, в кузов…» Так всех и привез.
Теперь уж знают: как войду — сами в машину лезут. Третью субботу езжу. Поняли расчет?
Признаюсь, крамовского расчета я себе не уяснил.
— При чем тут умение «добираться до нутра»? Ну, послал машину за подгулявшими людьми — эко дело!
— Э-е, нет! — откликнулся на мое замечание шофер. — Тут расчет серьезный. Попробуй оставь наших в поселке с субботы на воскресенье — они и к понедельнику не вернутся на участок. Вот тебе и прогул, и проходка снижается. А тут один рейс, пяти литров бензина не сожжешь, а люди на месте. И гулякам помощь и производству выгода. Понятно?..
Наконец передо мной открылась строительная площадка у подножия горы. На крыльце небольшого дощатого домика сидел человек и курил трубку. Завидев машину, он встал. Шофер посигналил. Человек помахал рукой. Машина остановилась.
2
— Приехали! — сказал шофер, поворачивая ключ зажигания и затягивая ручной тормоз.
Он заглянул в заднее оконце, убедился, что в кузове все в порядке, и выскочил из кабины навстречу медленно приближающемуся человеку с трубкой. Человек этот был в сапогах, брюках военного покроя, голубой сорочке и кожаной куртке, накинутой на плечи. На вид ему можно было дать лет сорок.
Через открытое окно кабины я слышал слова шофера:
— Всех доставил, Николай Николаевич, порядок!
Потом он оглянулся в мою сторону, понизил голос, но все же достаточно громко сказал:
— А этот к вам…
Он не решался назвать меня инженером: вероятно, у меня был не слишком-то солидный вид.
Я вылез из кабины.
Крамов сразу понравился мне. Открытое лицо, светлые волосы. Но больше всего привлекали его глаза — добрые и совершенно синие, как море, каким его рисуют на картинках для детей. Даже голубая рубашка в сравнении с цветом его глаз казалась блеклой.