А в это время Крутов сидел в своем кресле, прикрываясь рукой от солнца, и внимательно слушал. На усталом, небритом лице особенно заметно проступили морщины. Временами при повороте головы седеющий ежик волос вспыхивал под лучом солнца чистым серебром.
Напротив Игната Петровича сидел Арсланидзе.
— Наш бриз бездействует,— говорил парторг прииска.— Черепахин подал два важных предложения, но ни одно из них не рассмотрено. Даже не рассмотрено, не говоря уже о внедрении! Чертежи нового промывочного устройства...
Шум за окном прервал беседу. Игнат Петрович с кряхтением повернулся в кресле.
— Что это? Неделя идет, тащит кого-то,— с недоумением проговорил он.— А народищу за ним! Сюда идут...
Топот многочисленных ног по коридору. Возбужденные голоса. Ближе, ближе...
— Куда они лезут? Я же сказал — никого пока не пускать! — сердито крикнул Крутов секретарше.
Но толпа горняков уже ввалилась в приемную. В запертую дверь кабинета нетерпеливо забарабанили.
— Игнат Петрович, откройте!
Крутов повернул ключ в замке и отступил назад.
У его ног на полу, неловко подвернув под себя выломанную руку, лежал Галган. На меловом лице бисеринками выступил холодный пот. Глаза закатились. Сквозь разодранную в клочья рубашку на крашеные доски сочилась кровь. Тарас не очень заботился об удобствах для своего врага, пока волок его к конторе, и тот потерял сознание.
Минута молчания — и сразу взрыв голосов. Весь еще во власти пережитого, Тарас начал рассказывать. Никто не заметил, как в кабинете появилась Царикова. Она протиснулась к Галгану.
— Что с ним? Кровь... Боже мой! Тимофей Яковлевич! Он разбился? Да поднимите же его с пола! Что вы стоите? Надо вызвать врача!
— Не врача, а милицию! — гневно возразил Тарас.— Чуть не отправил меня на тот свет, бандюга!
Веки Галгана затрепетали. Открылись мутные глаза, скользнули безучастно по лицам рабочих, по лицу Цариковой и вдруг расширились, округлились, наткнувшись на атлетическую фигуру Недели.
Царикова замолчала, попятилась. Игнат Петрович увидел у нее в руке бумажку, почти машинально взял и развернул. Вверху стояло: «Секретарю райкома партии Проценко».
Несколько раз Игнат Петрович перечитал эту строчку, не понимая ее смысла. «Проценко. Какому Проценко? Секретарю райкома партии... Но почему сюда? Он же... Ошибка? Ах!..»
— Эй! Рассыльный! Секретарь! Кто там есть? — закричал Игнат Петрович через головы горняков.— Сейчас же узнать, не пришел катер из Атарена?
Словно в ответ, с реки отчетливо донеслось татаканье подходившего катера.
— Ну!..— только и сказал Крутов, хватаясь за голову.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
РАЗВЯЗКА
1
Третий день секретарь Восточного райкома партии Евгений Федорович Проценко жил на «Крайнем».
Если бы в двадцатых годах кто-нибудь сказал Женьке Проценко, что он будет партийным работником, он бы только засмеялся в ответ: «А может, министром?»
Кочегар волжского парохода «Сыз_ранец» Федор Лукич Проценко в самых смелых своих мечтах видел сына Женьку машинистом. Об этом же мечтал и Евгений. С детских лет он плавал вместе с отцом по Волге, ел и спал в трюме, иногда сутками не поднимаясь на палубу. В пятнадцать лет Евгений уже умел не хуже иного заправского кочегара равномерным слоем забросать топку углем, очистить колосники от шлака, поднять пар в котлах. Цепко держа широкую совковую лопату в худых по-мальчишечьи руках, Евгений ловко, веером, посылал уголь в дальние углы топки, отворачиваясь от ее знойного дыхания.
Мать рано умерла от тифа, который свирепствовал тогда по всему Поволжью, и между отцом и сыном установились те свободные, не по возрасту равноправные отношения, которые так обычны в подобных простых рабочих семьях. Грамоты Федор Лукич не знал. Он и подписывался-то в ведомостях на зарплату с трудом, придерживая бумагу заскорузлым пальцем с навечно въевшейся в него мелкой угольной пылью. Тем сильнее хотелось кочегару видеть своего единственного сына грамотным человеком. Да и намеченная в будущем профессия машиниста требовала кое-каких теоретических знаний. Продолжать ходить в школу при постоянных плаваньях по Волге Евгений не мог. Оставить его в каком-нибудь городе, у чужих людей, отец не решался. И Евгений проходил науку у помощника капитана, принявшего живое участие в судьбе паренька.