Выбрать главу

Игнат Петрович и Зоя по-прежнему занимали свой большой дом неподалеку от конторы. В его комнатах, как и прежде, стояла мебель, висели ковры, но все изобличало временность жильцов. Там окно вместо тюлевой шторы, снятой для стирки; закрывала простенькая ситцевая занавеска; там посреди комнаты стоял пустой чемодан, и никто не задвигал его под кровать; там валялись обрывки веревок, рогожи.

Зоя готовилась к отъезду: стирала, укладывала обувь, посуду, летнюю одежду. В хлопотах время проходило незаметно. Скучать стало некогда. Зато часто, опустив руки на колени, Зоя задумывалась, невидящими глазами глядя вдаль. Игнат Петрович возвращался поздно, хмурый, усталый, молча ужинал и тотчас ложился спать. Зоя избегала расспрашивать его, чтоб не вызвать ссоры. Но однажды Игнат Петрович вернулся со своего обхода прииска раньше обычного, долго плескался в ванной и вышел гладко выбритый, посвежевший. Зое показалось, что сегодня он в хорошем настроении.

— Игнат Петрович, а куда мы поедем? Ты получил назначение? Кем теперь будешь работать?

Невозможно было задать более неудачный вопрос. Не подозревая того, Зоя уколола мужа в самое больное место. Игнат Петрович передернулся, швырнул на пол кота, который успел взобраться ему на колени.

— Куда, куда... На кудыкину гору! Куда повезу, туда и поедешь.

Зоя медленно поднялась со стула, приложила руку к горлу. Огромные карие глаза, обрисованные тонкими дужками бровей, неотступно смотрели в лицо Крутову.

— Куда повезешь... Разве я твоя вещь? — трудно прошептала Зоя.

Вдруг прорвалось все, что накапливалось долгие месяцы, что исподволь зрело в душе женщины. Даже не столько сами слова, сколько тон голоса, презрительнонасмешливый взгляд, которым Крутов облил Зою, переполнили чашу ее терпения. Вся гордость оскорбленной женщины разом вспыхнула в ней.

— Тебе нужна была игрушка. Ты позабавился ею, а теперь она надоела. Так? — тем же трудным шепотом продолжала Зоя.

Игнат Петрович почувствовал, что хватил слишком далеко. Но он уже закусил удила:

— Пожалуйста, не закатывай мне сцену! Этого еще не хватало. Нигде покоя нет, даже в собственном доме!

По-прежнему не отрываясь взглядом от смугло-красного лица Крутова, Зоя нащупала рукой висевший на спинке соседнего стула пуховый платок, накинула его на плечи и пошла к двери неверным шагом, как лунатик.

Она была в том состоянии духа, когда человек может встать и шагнуть в ночь, в слякоть, не оглядываясь назад, разом и навсегда отрывая от сердца все, чем он жил двадцать — тридцать лет: домашний уют, привычную работу, родной город, детей...

Слепая от слез, Зоя шла в темноте, не разбирая дороги. Накрапывал дождь. Рогатый месяц стремительно нырял в лохматых тучах. Холодный ветер трепал платок, бросал в лицо водяные брызги.

В густом мраке недобро подмигнул красный огонек на мачте радиостанции. Порыв ветра тонко пропел в ее растяжках. Откуда-то сверху прилетел мокрый лист, с размаху припечатался к шее Зои.

Царикова отперла дверь, изумленно попятилась назад и подняла руку, как бы преграждая Зое путь, но тут полоса света из комнаты упала на Зоино лицо, и радистка тотчас посторонилась.

— Входи. Что случилось?

Зоя крепилась изо всех сил, но, едва она переступила порог, плечи ее опустились, она зарыдала и бросилась на грудь к Ирине Леонтьевне.

Зоя задыхалась. Ирина Леонтьевна уложила ее на свою постель, расстегнула платье, потом сама села рядом, ласково поглаживая ее голову, словно Зоя была маленькой девочкой.

— Ну будет, будет, Зоечка! Нельзя так переживать, старить себя. Ну бросил, подлец, ну что же теперь сделаешь? Все они такие. Ты молодая, красивая, без детей, найдешь себе мужа.

— Он... не бросил...— всхлипывая, прерывисто сказала Зоя.— Я... сама ушла.

Прижимаясь к Ирине Леонтьевне, обхватив ее руками, Зоя излила свое горе. И каким это было облегчением— рассказать подруге обо всем, что накипело на сердце!

Обнявшись, вволю наплакавшись, женщины так и уснули вместе на одной кровати.

Но под утро в ставень тихонько постучали. Раз, другой...

— Кто там? — Царикова встревоженно приподнялась на локте.

— Откройте!—'глухо донесся сквозь двойные рамы мужской голос.

— Игнат Петрович! — всполошилась Царикова.

Она включила ночник, торопливо накинула на плечи халат, загремела засовом. Зоя села на кровати, прикрывая грудь одеялом, чувствуя, как всю ее начинает бить озноб.

Крутов отстранил Царикову, тяжело шагнул к кровати и остановился, беспомощно опустив сильные руки. Шапки нет. На лбу вздулась синяя жила.