— Скажи, что любишь меня.
Молчание было ему ответом.
— Женщина?
Она тяжело дышала, расставляя ноги шире и опускаясь ниже, чтобы поймать больше его прикосновений, сделать контакт полным, но молчала.
«А что, если нет? Что, если на самом деле нет?».
— Ты… молчишь? — желание боролось со страхом внезапно оказаться отвергнутым. Это не поддавалось осмыслению. Страх просто был.
Внезапно Бриенна, чуть отпрянув назад, растрепанная, прекрасная, с неподвижным лицом — блестящие мокрые губы, решительность воина в глазах — опустилась перед ним на колени. Глупо, но Джейме был готов услышать что-то вроде рыцарской клятвы или присяги на верность, только не ожидал, что она ловко расшнурует его штаны и…
— Женщина, что… о, женщина… — стоны вырывались у него из горла один за другим, он просто не мог их сдержать при мысли, что Бриенна решилась на это…
…из той стыдной фантазии, которой он жил месяцы за Стеной, и которая посещала его и раньше, и всегда заводила — ее губы на его члене, горячая глубина ее большого рта, и даже ее собственная рука, зажатая между ног и двигающаяся в такт его члену между ее губ…
— О, женщина, — он просто не мог замолчать, ноги подгибались, он схватился рукой за что-то, что оказалось опорой шатра, слишком далеко, слишком шатко, — еще, еще… да… еще, так хорошо, прошу…
В голове гудело. Джейме слышал мир вокруг, ощущал всем телом, но сам был очень далеко и высоко — где-то с Бриенной вместе и тем, что она вытворяла с его членом ртом и руками.
За палаткой раздавались шаги, голос Подрика: «Как-то это все-таки неправильно», ответный невозмутимый голос бродяги Бронна — и что ему не сидится где-нибудь подальше? — «А что такого, один рыцарь отсасывает у другого, привыкай, давно пора» — «Сир! Почему вы думаете, что они делают именно это?» — «Ты слышишь голос нашей леди? Нет? Значит, рот у нее занят». Гогот у костра, гогот чуть дальше, чей-то возглас «Услышь мой рёв!», снова смех…
— Бриенна! — она не позволила ему отстраниться, обхватила за ягодицы и притянула к себе; глотала его семя и облизывала затем его член — уже без давления, осторожно, едва ощутимо, глядя на него чуть затуманенными глазами, а затем медленно поднялась, опираясь о него и придерживая живот, чтобы обхватить его шею руками.
— Тебе понравилось?
Гортанное звучание ее голоса и вопрошающий почти невинный синий взгляд едва не заставили Джейме упасть на колени уже перед ней.
— Благодарю, миледи, — собственный не слушался, никак не получалось отдышаться, — это было… это было… весьма доходчиво. Позволите мне извиниться за неуместные вопросы? Минут через… через некоторое время.
Окончательно испорченный корсет упал к ее ногам с последним словом.
…«Хороши в постели» звенели над лагерем всю дорогу до Гавани, а затем вместе с возвращавшимися солдатами расползлись по всему остальному Вестеросу, обрастая новыми куплетами и похабными припевами в течение многих следующих лет.
========== Тяжелые дни ==========
Брандону было меньше года, когда у него родился брат — Гербрад. Восстав против собственной природы, Бриенна не сдавалась и упорно продолжала тренировки в доспехах до тех пор, пока могла в них влезть, не реже двух раз в неделю, даже когда падала от слабости, а когда не смогла их надеть, продолжила без них.
Третий сын, Ланс, наполнил душу Джейме небывалой отцовской гордостью, но столь интенсивное деторождение могло повредить здоровью его леди (как ему тогда казалось), и с новыми наследниками решено было повременить.
Беседа о столь интимных тонкостях изрядно повеселила лорда Ланнистера: его жена, ничего не боящаяся, смелая и безумно отважная (пожалуй, «безумно» было ключевым определением в данном случае), подобных разговоров не переносила, добавляя своим смущением новых поводов для шуток и подтруниваний.
Джейме честно пытался быть осторожным во время близости — но оказалось, после мучительных пяти месяцев куцых сношений, что даже проверенный дедовский способ лишь дает небольшую отсрочку неизбежному результату. Результатом стала Марисабель — их четвертый ребенок и первая дочь. Завоевавшая сердце отца в первые полчаса своей жизни, Марисабель, сама того не зная, окончательно поставила точку на его попытках ограничить рождаемость в Кастерли-Рок.
Бриенна тоже пыталась. Травяные сборы вызывали у нее чесотку и сыпь, но на ее способность к деторождению никак не влияли. Компрессы, примочки и алхимические средства скорее способны были убить, чем помочь в таком деликатном вопросе. После Марисабель были двойняшки Джемма и Джейрис, и количество сыновей и дочерей в доме Ланнистеров сровнялось.
Ненадолго, правда. До появления Селвина.
В конце концов, мейстер Тарли, ныне признанный главным знатоком вопросов женского здоровья, с умным видом сообщил плодовитым супругам, что самым надежным способом избежать рождения новых детей является полное воздержание.
Но единственный раз, когда Джейме всерьез задумался о целибате, пришелся на день рождения вторых близнецов.
*
Это последнее, чего хочется Тириону — сидеть с братом в ожидании того, когда умрет его жена.
Джейме выглядит ужасно. Кажется, это он умирает с ней там, наверху, где она третьи сутки рожает. Обычно это происходит легко, так, что Тирион уже сейчас теряется в толпе племянников, и с удовольствием хвастается их количеством.
Что-то пошло не так. Это ее седьмые роды, и раньше она легко давала жизнь всем своим детям, даже близняшкам-девочкам. Двоих сыновей вообще родила в дороге, а Марисабель — на конюшне. Тирион больше всего на свете боится, что увидит повторение собственной истории. Только несчастных в ней будет больше. Гораздо больше.
«Что, если она умрет, рожая карлика?». Это кажется нелепым, невозможным, этого просто не должно быть — не с Бриенной, во всяком случае.
Лицо у Джейме осунулось и посерело за эти трое суток. Он почти все время молчит. Как назло, в замке полно людей, Тирион полагает, так быть не должно. Тишина почти траурная, к Джейме никто не подходит, не рискует с ним заговорить: полувдовец. Все ходят на цыпочках, говорят заунывными голосами или шепотом. Начинаются четвертые сутки, и все решится в следующие несколько часов. В любую минуту.
— Спасибо, Бронн, за вино. Если не возражаешь, я желал бы…
- …я уже убираюсь, — Бронн умеет быть понимающим. Он хороший, верный друг, какой бы сволочью не притворялся. Он слышит все, что важно, в мертвенном голосе лорда Ланнистера.
Джейме сидит за столом в парадном зале и смотрит в одну точку, сложив руки перед собой. Вылитый Тайвин, хоть в глазах и больше чувства.
— Держи. Выпей.
— Нет, благодарю.
— Что-то ты пить и есть должен. Держи, говорю.
Джейме нет. Он — пустая оболочка из боли и ужаса. Глаза красные, воспаленные, седина в волосах и отросшей щетине на щеках внезапно заметна, как и возрастная скуластость, приобретенная с годами и испытаниями худоба. Не такая, как у отца. Но похоже. Тириону сложно выражать сочувствие. Но они всегда были близки, и он просто находится рядом, потому что они братья по крови, и это долг — быть с братом, даже когда предпочел бы быть где угодно еще.