Даже для династии Романовых первые шаги в деле обоснования собственного права на престол неизменно сопровождались опорой на авторитет свойства и кровного родства с Федором Ивановичем. Весьма характерно, что в историографических сочинениях и в челобитных той поры он мог именоваться дядей царя Михаила Федоровича, хотя на деле их родство через царицу Анастасию Романовну было более отдаленным. Нареченная невеста Михаила Федоровича, Мария Хлопова, становится Анастасией и именуется так до тех пор, пока соответствующие матримониальные планы не были разрушены. Что же говорить о семье Бориса Годунова, все властные привилегии которой были порождены свойством с царем Федором!
Для конструирования подобной преемственности значимым оказывалось буквально все — как выбиралось имя для этого сына Ивана Грозного, как он венчался на царство, как отмечались праздники, связанные с его личными небесными покровителями и покровителями его жены и рано скончавшейся дочери. Сразу же бросается в глаза очевидная часть работы с антропонимами — сын Бориса Годунова был наречен публичным именем Федор и сделался таким образом тезкой царственного дяди, причем и небесный покровитель по этому имени, Феодор Стратилат, был у них общим[114]. Даже в эпоху крушения всех династических надежд тетка Бориса и Ирины, Стефанида / Матрона Годунова, принимает при постриге то же иноческое имя Александра, что и ее племянница[115].
При этом антропонимическое досье царя и царицы, Федора и Ирины, само по себе устроено более сложно, чем это может показаться на первый взгляд. Дело в том, что шестнадцатое столетие в истории московского правящего дома ознаменовано постепенным угасанием практики мирской христианской двуименности. Процесс этот проистекал неравномерно и неоднозначно. Как и прежде, некоторые отпрыски великокняжеской, а затем и царской семьи получали по два календарных имени, тогда как другие оставались, по всей видимости, одноименными. В этом отношении семья Ивана Грозного мало чем отличалась, скажем, от семьи Дмитрия Донского, однако в перспективе функционирования этих имен разница между правителями XIV и XVI веков была весьма значительной.
Существенно упрощая дело, можно сказать, что если в XIV в. династ нарекается двумя светскими христианскими именами, то выбираются они следующим образом. Одно дается ему или ей по дате рождения, т. е. в честь одного из тех святых, чья память празднуется в день появления такого династа на свет. Оно-то и становится именем крестильным, но при этом непубличным. Второе же имя — династическое, публичное — подбирается из числа традиционных родовых имен в довольно широких календарных окрестностях даты рождения. При этом, как уже не раз оговаривалось в других главах нашего исследования, у носителя светской христианской двуименности могли быть родные братья и сестры, обладавшие всего одним христианским именем, совмещавшим в себе функции публичного, династического и крестильного. Это единственное имя могло, счастливым образом, выпасть по календарю (ведь свв. Феодоров, Андреев, Василиев, Иоаннов в месяцеслове довольно много, а все эти имена для Рюриковича были вполне пригодны) или быть подобранным по старинке, практически так же, как это делалось еще в домонгольское время — без столь уж жесткого следования календарю, где-то в окрестностях дня рождения. О том, были ли склонны одноименные князья, нареченные по этой наиболее древней схеме, как-то особо почитать тех святых, чья память приходилась прямо на их день рождения, мы практически ничего не знаем.
К XVI в., как мы помним, картина двуименности, оставаясь в целом неизменной у подданных, в династическом обиходе претерпевает заметную эволюцию — можно сказать, что весомость календаря в имянаречении членов правящей семьи и возрастает, и убывает одновременно. С одной стороны, для тех, кто обладал одним-единственным именем, выбранным не точно по дате появления на свет, мы наблюдаем все больше признаков почитания святых, связанных с днем их рождения. С другой стороны, у носителей двух христианских антропонимов соотношение ролей мирских имен также не остается прежним — династическое имя, как и раньше, выбирается в широких календарных окрестностях дня рождения, но теперь именно оно и дается в крещении. Второе же имя, соответствующее дню появления на свет непосредственно, остается своего рода благочестивым дополнением в такого рода антропонимической паре[116]. Иван / Тит Грозный, например, родился 25 августа, на память апостола Тита, но крещен был династическим именем Иоанн, в честь Иоанна Предтечи, одно из празднований которому (Усекновение главы) выпадало на 29 августа.