— А разве семья Лю живет не на улице Гулоу? — спросила она, нахмурив брови. — Почему мы снова должны ехать поездом?
— Нет, семья Лю уже давно переехала в город Таншань[18], — ответил господин Бай.
Фэн-цзе не совсем поверила такому объяснению, но ей ничего не оставалось, как последовать за господином Баем и сесть в поезд. Они проехали ночь и день, и беспокойство Фэн-цзе еще более усилилось.
— Почему мы до сих пор не вылезаем? — снова спросила она. — Уж не проехали ли мы нашу станцию?
— Какая ты странная, девушка! — раздраженно ответил господин Бай. — Как будто я меньше тебя понимаю! За то, что пассажир проезжает свою станцию, с него берут штраф!
Фэн-цзе почувствовала свою беспомощность и больше не осмеливалась задавать вопросы. Упрямо сдвинув брови, она все время молчала. Она не притрагивалась ни к пище, ни к чаю и только задумчиво смотрела на мелькающие за окном ландшафты.
К вечеру поезд прибыл в Шэньян[19]. Но Фэн-цзе не знала, куда они приехали. Она вышла вместе с господином Баем на привокзальную площадь и села в коляску рикши. Они проехали по нескольким улицам и, наконец, остановились у больших ворот, покрытых желтым лаком. Вверху над воротами висели изречения[20], но Фэн-цзе была неграмотной и не могла прочесть, что там написано. Вслед за господином Баем она вошла во двор. Это был большой светлый двор, со всех сторон слышалось пение, и это очень удивило Фэн-цзе. «Что здесь такое?» — хотела она спросить, но не успела — они вошли в гостиную: Навстречу им поднялся пожилой лысый мужчина с табакеркой в руках.
— Господин Бай, простите, что я не встретил вас! Садитесь, садитесь! — с улыбкой проговорил старик.
— Благодарю вас за беспокойство, хозяин Хао! — ответил господин Бай и сел на предложенный ему стул. Обменявшись традиционными приветствиями с хозяином, господин Бай сказал: — Девушка очень устала, пусть она пойдет отдохнет.
— Хорошо, хорошо, — быстро согласился хозяин и крикнул: — Гуй-лянь!
На его зов тут же появилась девушка лет семнадцати.
— Проводи эту девушку отдохнуть и развлечься! — распорядился хозяин.
Гуй-лянь взяла Фэн-цзе за руку и повела ее к себе в комнату. Фэн-цзе удивилась расположению комнат в доме и спросила об этом свою провожатую, но та ничего не ответила. Мысли у Фэн-цзе смешались, она чувствовала себя как на иголках. Если бы у нее могли появиться крылья, то она тут же улетела бы из этого дома.
— Что это за дом? — спросила она снова у Гуй-лянь, но та не удостоила ее ответом и отвернулась, не обращая внимания на ее настойчивые расспросы, так как ей запретили говорить Фэн-цзе правду. Через некоторое время Гуй-лянь повела Фэн-цзе обратно в гостиную, но там теперь был один хозяин. Господин Бай уже ушел.
— Что это за дом, чем здесь занимаются? — сразу же спросила хозяина перепуганная девушка.
— Ха-ха! И ты еще не знаешь? — Хозяин Хао поудобнее уселся в кресле, вытянул ноги, заложил в нос щепотку табаку и, наконец, сказал: — У нас здесь театральная труппа под названием «Мир и покой». Господин Бай по поручению твоих родителей продал тебя мне. Вскоре я займусь твоим обучением!
Эти слова обрушились на Фэн-цзе подобно каменной лавине, она вся задрожала и, бессильно опустившись на пол, зарыдала.
— Не ори! — закричал хозяин, с ненавистью глядя на нее своими кошачьими глазками. Он вытер нос и продолжал: — Если будешь еще плакать, я выпорю тебя плеткой! — И, обернувшись, крикнул: — Гуй-лянь! Убери ее отсюда!
Гуй-лянь позвала других девушек, и они на руках унесли Фэн-цзе. Она кричала, вырывалась изо всех сил, плакала. Когда ее положили на кровать, первой ее мыслью было покончить с собой. Но разве можно это сделать, если за ней все время следят и не дают ей свободно ступить и шагу. Гуй-лянь все время настойчиво увещевала ее, и постепенно Фэн-цзе немного успокоилась.
Фэн-цзе чувствовала себя в этом доме подобно посаженной в клетку дикой утке: и крылья есть, а не улетишь. Она возненавидела и хозяина Хао за побои и ругань, и Душегуба, и Чжао Лю, и всех других, кто так подло обманул ее. Это были не люди, а звери! Она мучилась от сознания того, что не в силах схватить их и содрать с них живьем кожу — только такая месть могла бы сейчас удовлетворить ее! Но что поделаешь, если за ней установлен строгий надзор и даже в туалет следует «хвост». Поистине все пути на небо отрезаны, все двери на землю закрыты, с собой покончить не удается, но и жить дальше нельзя! Остается только от злости биться головой об стенку да топать ногами.
Так Фэн-цзе мучилась в этом доме два месяца. Хозяин пытался научить ее петь, но она не раскрывала рта. Хотел обучить ее танцам, но она не двигала ни ногами, ни руками. Разозлившись, он страшно избивал ее, но она оставалась непреклонной. Хозяин уже подумывал о том, не убить ли ее тайком, но у него не хватало решимости так легко распрощаться с потраченными на нее деньгами. Он начал даже опасаться, как бы Фэн-цзе не покончила с собой. После долгих раздумий он решил поступить так, чтобы и «овцы были целы, и волки сыты». Однажды он вызвал к себе Фэн-цзе и сказал ей с улыбкой:
20
В Китае распространен обычай — вешать перед входом в дом изречения морально-нравоучительного характера.