— Почтенный господин! Она ведь маленькая, вы лучше ударьте меня!
Старик опустил кулак, посмотрел на заплаканное лицо Сяо-ма и вернулся на свое место.
В обед принесли похлебку. У старика были деньги, и он не стал есть похлебку, а попросил надзирателя принести ему пятьдесят пельменей. Тот охотно взял деньги, однако принес только тридцать пельменей. Сяо-ма в этот момент вспомнил слова, которые говорил его матери старик в ночлежном доме: «С деньгами и подлец — господин, а без денег и благородный человек — козявка!»
В доме предварительного заключения дети пробыли три дня. На четвертый день утром надзиратель неожиданно выкрикнул с порога:
— Чжан Сяо-ма, Чжан Шунь-мэй!
Сяо-ма откликнулся, быстро схватил сестренку и бросился к выходу. Уже на улице он облегченно вздохнул:
— Мамочка моя! Только бы больше сюда не попадать!
Надзиратель осмотрел детей и вернул им пояса. У ворот стояла черная машина без окон. Надзиратель открыл заднюю дверь, посадил их в машину, и дверь за ними захлопнулась. Внутри было так темно, что не видно было даже собственных рук.
Машина тронулась, но дети не знали, куда их везут. Примерно через полчаса она остановилась. Открылась дверь, и надзиратель велел детям вылезать. В первую минуту они от ярких лучей солнца зажмурились и ничего не видели. Наконец Сяо-ма раскрыл глаза и стал смотреть по сторонам. Улица показалась ему знакомой. Увидев красные ворота, он вспомнил: это же тюрьма «Сиисо», куда они с мамой приходили на свидание к отцу! Надзиратель тем временем предъявил документы и ввел детей в ворота.
Чжан Тянь-бао сидел в отделении политических преступников. Избиение Душегуба считалось немалым преступлением, да к тому же семья Лю «подмазала» где надо, чтобы его сюда посадили.
Вместе с Чжан Тянь-бао сидел «преступник» по имени Лао[35] Хэй. Он работал до ареста наборщиком в типографии. В Тяньцзине у него не было семьи, однако к нему каждую субботу приходили на свидание родственники или друзья, приносили деньги и одежду. Люди говорили, что Лао Хэй, набирая речь какого-то важного лица, путем замены нескольких иероглифов резко изменил ее смысл. Еще говорили, что во время Великого похода Красной армии[36] он отпечатал обращение коммунистов к народу, призывающее соотечественников дать отпор японцам и спасти отечество. Это обращение вызвало у народа недовольство гоминдановским правительством. За все это его арестовали и осудили на двадцать лет каторги. В тюрьме он неоднократно подвергался избиениям, все тело его было в кровоточащих ранах, но ничто не могло сломить его волю и заставить покориться. Он говорил, что, когда защищаешь правое дело, то чувствуешь себя уверенно и смело. В тюрьме он продолжал писать статьи, передавая их тайком приходившим к нему на свидание посетителям. Эти статьи неизменно вызывали бешенство властей.
Он частенько рассказывал своим товарищам по заключению о необходимости борьбы с японскими захватчиками. Чжан Тянь-бао сразу почувствовал к нему расположение, и вскоре они стали сердечными друзьями.
Когда Чжан Тянь-бао посадили в тюрьму, у него были серьезные раны, и казалось, что он вот-вот умрет. Лао Хэй потратил много своих денег на лекарства, стремясь побыстрее вылечить его. Тянь-бао не мог есть тюремную пищу, и Лао Хэй кормил его своими продуктами. Тянь-бао был сильно растроган таким отношением. Он понял, что в мире есть и хорошие люди. «Если бы все люди были такими, как Лао Хэй, — думал он, — то весь мир мог бы стать лучше». Рассказав Лао Хэю свою печальную историю, Тянь-бао просил его помочь найти способ отомстить. Лао Хэй сообщил через своих знакомых Юй-чжэнь о судьбе ее мужа, и она пришла на свидание.
Дня три тому назад пришло письмо от старика из ночлежного дома, и Тянь-бао узнал, что жена с детьми пошла сама к Душегубу. С того дня он потерял покой, не мог ни есть, ни спать. Он спросил совета у Лао Хэя.
— Раз уж она пошла, — сказал Лао Хэй — то теперь остается только ждать результатов, а уж потом можно будет решать, что следует предпринять.
В этот день утром Тянь-бао советовался с Лао Хэем о том, как написать новую жалобу. Вдруг дверь камеры неожиданно открылась, надзиратель позвал Чжан Тянь-бао и втолкнул в камеру двух ребятишек. При виде их Тянь-бао остолбенел, но затем сердце его словно оборвалось: он понял, что случилось большое несчастье. Увидев отца, Сяо-ма и Шунь-мэй бросились с плачем к нему, прижались к его груди и рассказали о смерти матери. Это известие ножом вонзилось в сердце Тянь-бао. И отец и дети — все трое громко рыдали.