— Простите, — говорит она, — если бы мы знали… — и бросает выразительный взгляд на моего «экскурсовода».
— То не пустили бы меня на порог, — заканчиваю я ее мысль. — Но она не виновата. Она ошиблась так же, как и вы. Не бойтесь, вашему монастырю ничего не угрожает.
— Что же вы хотели? — спрашивает «мать ангелов».
— Посмотреть монастырь.
— Этого мы вам показать не можем.
— Хорошо. А хотя бы ваш приют можно посмотреть?
Настоятельница теребит распятие на груди. Глаза ее тревожно мечутся.
Наконец она их опускает, со смиренным вздохом произносит:
— Посмотрите, — и исчезает в дверях.
Приютское помещение находилось в монастырском дворе. Это был длинный унылый барак, пространство перед которым забрано низкой изгородью. За изгородью копошились несколько десятков детей. Там были и совсем маленькие, только научившиеся ходить, и уже вытянувшиеся нескладные подростки. Поражало то, что здесь не было обычного детского оживления и шума. Застиранная приютская одежда балахоном висела на худеньких плечах. Тонкие руки и ноги детей не отличались чистотой и были покрыты царапинами. Дети разговаривали между собой приглушенными голосами, а некоторые шепотом. В углу двора сидел мальчик лет восьми, устремив большие грустные глаза в одну точку. Я подошла к малышу.
— Как тебя зовут? — мальчик не ответил и вопросительно посмотрел на «сестру из Австралии», которая заведовала приютом.
— Это не имеет значения, — ответила за него монахиня. — Мы даем им свои имена.
— Кто его родители? — поинтересовалась я.
— Мы не даем такой информации. Это тайна ордена. Пусть будет благодарен богу, что судьба его в надежных руках.
В это время другие дети, привлеченные происходившим, приблизились к нам.
— На место! — жестко приказала «сестра из Австралии».
Дети покорно отошли.
— А если у мальчика есть родители, они могут его видеть? — не отставала я.
— Нет. Раз он попал к нам, необходимость в родителях отпадает. Что вы еще хотели узнать?
— Больше ничего. Спасибо.
— Дети! — крикнула монахиня. — На молитву, быстро! — И к монастырской часовне покорно потянулась унылая цепь маленьких старичков, у которых францисканские монахи отняли детство.
Я долго стояла у подножия горы святого Фомы и смотрела на мрачные стены монастыря, где томились маленькие индийские узники, судьбами которых распоряжалась «преподобная мать ангелов».
Приюты есть почти в каждом католическом монастыре и в каждой миссии. Откуда берут детей? На этот вопрос ответить нетрудно. Посмотрите на улицы Мадраса. Сколько там бездомных маленьких бродяг, нищих, детей, за которыми не в силах присмотреть работающие с утра до вечера родители, детей, которых не могут прокормить. Их, голодных и неухоженных, подбирают монахи и миссионеры. Некоторые родители сами отдают детей в миссионерские приюты. И они становятся собственностью орденов и миссий. Детей заставляют забывать своих родителей и свои имена. За жидкую приютскую похлебку и застиранную одежду они платят всю жизнь.
Платят своими душами и совестью, своей страной и привязанностями, свободой и мыслями. Сиротские приюты — это тайна монашеского ордена. Секрет иезуитов и доминиканцев, августинцев и францисканцев. Приюты, созданные для обучения индийских детей, — это резерв католических орденов в стране. Из детей воспитывают миссионеров, соглядатаев и шпионов в монашеских рясах, людей, которые могут выполнить любую работу в ордене. Поэтому так тщательно скрываются их имена, их происхождение, а подчас и их лица.
Жесткая дисциплина, строгое соблюдение тайны в делах, великолепная организация, искусная проповедь антикоммунизма, прекрасное знание жизни своей индийской паствы и умение использовать ее в своих целях делают католическую церковь надежным оплотом реакции — не только индийской, но и международной. Известно, с каким остервенением выступали католические патеры против коммунистического правительства в Керале в 1957–1959 годах.
Квартал богатых особняков, окруженных садами, примыкает к собору святого Фомы и дому архиепископа. Здесь живут католики. Среди них немало деятелей партии «Сватантра». Но наиболее влиятельный лидер — Рутна Свами. Близкий друг самого архиепископа. Их дома соседствуют. Этот район собирает всегда солидное число голосов на выборах в пользу «Сватантры». Здесь на слова «коммунист» и «Советский Союз» реагируют так же, как и «преподобная мать ангелов».
Католическая церковь оплетает своими сетями город. Она разбрасывает их далеко, захватывая окраины и глухие районы.
Узкая улица утопает в полумраке, тускло горят редкие фонари. Где-то за обшарпанными домами и глинобитными хижинами шумит океанский прибой. На порогах домов и перед хижинами сидят усталые люди, тихо переговариваясь между собой. Но вот в конце улицы раздается дробь барабанов и нестройное пение. Обитатели улицы поднимают головы, с любопытством прислушиваются к необычным звукам. Потом один за другим они плетутся в конец улицы. Здесь несколько молодых людей бьют в бубен и барабан и поют какую-то бодрую и веселую песню. В центре этой странной команды я замечаю толстого седого патера с Библией под мышкой. Ритмы барабана и пение собирают вокруг патера все больше и больше народа. Один из молодых людей делает знак музыкантам и выступает вперед. Теперь барабан и бубен спокойно лежат на земле.
— Братья и сестры! — начинает человек на тамильском языке. Английского на таких улицах не понимают. — Вы пришли сюда по зову нашего господа Иисуса. Только он может направить ваши души на путь истинный.
Люди внимательно слушают. Веселая песня и звон бубна еще звучат в их ушах. Переход к проповеди несколько неожидан, но никто не расходится. Они ждут музыки и песен. В серых, трудных буднях этой улицы так мало того и другого, и католические проповедники хорошо это знают. Поэтому так весело звучат их гимны-песни и зазывно бьют барабаны. Молодого человека через несколько минут сменяет толстый патер. Он разворачивает Библию и начинает главную проповедь. Кое-кто уходит, махнув рукой, но большинство остается. Их терпение вознаграждается в конце проповеди еще несколькими песнями с бодрым припевом «Аллилуйя, аллилуйя» в ритме твиста. Такие бродячие команды христианских проповедников можно встретить вечером в любом уголке города: и в фешенебельных кварталах, и в поселках рыбаков, и в трущобах. Твист с вариациями «аллилуйя» обещает безгрешную и веселую жизнь под сенью христианских миссий…
Город Павлина
Квартал за кварталом шагают дома с черепичными и плоскими крышами от берега океана и останавливаются у Тейнампета и переулков, ведущих к главной улице — Маунт Роуд. Это самая древняя часть Мадраса — Майлапур. «Майлапур» значит «город Павлина». Майлапур существовал еще тогда, когда не было Мадраса и в помине, а предки Фрэнсиса Дея и Роберта Клайва жили в пещерах и одевались в шкуры убитых ими зверей. Прошло много веков, прежде чем появились Британия и Ост-Индская компания. И каждый из этих веков оставил свой след на древних улицах Майлапура. Возникали и развивались дравидийские империи. Один культ сменялся другим. Приходили и уходили завоеватели. А древний город продолжает жить. Теперь он не так велик, как прежде. Время и океан поглотили значительную его часть. Еще лет двести-сто назад в ясную тихую погоду поднимались над океанской гладью причудливые гопурамы храмов и остроконечные пагоды. Но со временем и они ушли под воду. Сейчас Майлапур — один из центральных районов Мадраса. Но до сих пор он хранит строгую планировку древних дравидийских городов, старинную резьбу на дверях его внутренних дворов, каменные статуи богов далеких предков. Причудливый, — покрытый каменной скульптурой гопурам храма Капалисварар высится над крышами соседних кварталов. Храм посвящен богу Шиве. Майлапур — один из центров дравидийского шиваизма.
У подножия храма в тени деревьев сидят нищие. Едва прикрытые разноцветными лохмотьями женщины набрасываются на прохожих и клянчат бакшиш. Вы входите внутрь. Здесь неверный свет дипаков выхватывает из полумрака каменные и деревянные изображения индусских богов. Курятся благовонные палочки, бесшумно двигаются обнаженные до пояса жрецы. У алтаря, посвященного великому тамильскому мудрецу Тируваллувару[1], несколько человек нараспев читают священные веды. Звуки древнего языка плывут в воздухе, насыщенном благовониями, и исчезают, как будто растворяются в синих струйках ароматного дыма.
1
Тируваллувара традиция считает автором «Тирукурала» — сборника стихотворных изречений, одного из самых ранних произведений тамильской художественной литературы.