— Губернатор приказал мне извиниться перед вами, — глухим голосом начал младший писец. — Поэтому я прощу прощения.
Что-то жалкое и по-мальчишески упрямое проглянуло в этот момент в Клайве. «Видимо, ему здесь нелегко, — подумал секретарь. — Совсем один, никаких покровителей. Вот и сорвался».
— Послушайте, мистер Клайв, приходите сегодня ко мне. Вместе поужинаем.
Младший писец поднял голову. И секретарь вместо ожидаемого раскаяния увидел в его глазах холодную ненависть.
— Губернатор не приказал мне ужинать с вами, — жестко произнес Клайв. — Он приказал только извиниться. — И твердой негнущейся походкой направился к своему месту.
— С такими способностями вы далеко не уйдете, — бросил ему вслед секретарь.
— Это мое дело, — резко повернувшись, ответил Клайв.
Снова красный туман ярости полыхнул в его глазах. Он долго не мог прочесть расплывающихся перед ним букв очередного письма из Лондона. Теперь он твердо знал, что надежды не осталось. Жалкие осколки мечты в виде пятифунтового жалованья и комнаты-тюрьмы больше не устраивали Клайва. И тогда он взялся за пистолет. Но и здесь его ждала осечка.
Он не помнил, сколько времени пролежал так, разглядывая потолок, тускло освещенный вонючей керосиновой лампой, которую бесшумно внес в комнату слуга. На следующий день, совершенно разбитый, со следами бессонной ночи на желтом осунувшемся лице, он вновь сел за свою конторку…
Августовское утро 1746 года, когда на горизонте показались французские корабли, резко изменило судьбу младшего писца и направило ее по желанному руслу. Английские корабли, не принявшие бой, бежали в Бенгал. Через три дня губернатор Форта святого Георгия подписал акт о капитуляции. На площадке для парадов грудами лежали шпаги, мушкеты и пистолеты разоруженных английских солдат и офицеров. Французские часовые ухмылялись, когда на сваленное оружие швырнули «Союзный Джек», сорванный с флагштока крепости. У дома фактории окруженные французскими солдатами и офицерами стояли, понурив головы, высокие чиновники Ост-Индской компании — члены совета, факторы, секретари контор. Им уже была объявлена воля вражеского командования: все они пленники.
По форту шныряли солдаты в синих мундирах, разыскивая укрывшихся в его закоулках и щелях англичан. Клайв стоял в своей узкой комнате, которая постепенно наполнялась дымом. Он знал, что это горел Черный город. И вдруг он засмеялся. Он смеялся громко и с удовольствием, как уже давно этого не делал. Чувство необычного освобождения наполняло его. Завтра не надо будет идти в контору. Может быть, он больше никогда в нее не пойдет. А там пусть хоть все сгорит. Кто-то осторожно постучался. Клайв выхватил пистолет и пружинисто отпрыгнул в угол. Ну нет! Они его так просто не возьмут. Но на пороге возник Мэскилайн. Единственный человек, которого он мог назвать своим приятелем. Камзол Мэскилайна был разорван, на лице темнели полосы сажи, смешанные с потом.
— Послушайте, Клайв, — задыхаясь, произнес он. — Их уже грузят на корабли. Вы, наверное, не хотите, чтобы вас провели по улицам Пондишери как пленного раба?
Клайв снова громко засмеялся. Мэскилайн бросил на него испуганный взгляд.
— Вы не хотите бежать?
— Я именно этого и хочу, — резко оборвав смех, ответил младший писец. — Я не кролик, которого можно взять голыми руками.
До ночи они скрывались в сыром подвале оклада фактории. Они долго ждали, когда утихнут перепившиеся мадерой и ширазскими винами французы. Перед самым рассветом им удалось выбраться через пролом в северной стене форта.
Два купца-мусульманина в тюрбанах и длинных ширвани, словно тени, скользили по улицам и переулкам горящего Черного города. Занимавшиеся грабежом французские солдаты не обратили на них внимания. Купцы наконец вышли к побережью и с трудом отыскали дорогу, идущую на юг.
— Я вас поздравляю, Роберт, — сказал один из них на чистом английском языке. — Кажется, нам удалось ускользнуть.
Через несколько дней они добрались до Форта святого Давида, где был расположен небольшой английский гарнизон. Там они встретили еще нескольких бежавших из Мадраса. Здесь Клайву предложили место клерка.
— Мое занятие — война, — высокомерно ответил он. — Я уже доказал, что кое-чего стою. Вы возьмете меня в свой гарнизон.
Через три года, когда над мадрасским фортом вновь взвился английский флаг, Клайв вместе с полком вернулся туда. Наступили дни временного затишья, и потянулись скучные армейские будни. Но бывший младший писец, понюхавший пороху и крови, больше не желал мириться с монотонностью такой жизни. Он искал острых ощущений и нашел их в дуэлях. Высокомерный, грубый, всегда готовый на оскорбление и ссору и в то же время достаточно храбрый, Роберт Клайв прослыл завзятым дуэлянтом. Почти каждая карточная игра, в которой он принимал участие, оканчивалась дуэлью. Одних он грубо обвинял в мошенничестве, другим отказывался платить проигранное. Последнее случалось чаще. Он безжалостно стрелял в своих товарищей, и немногие из них ушли от него живыми. Но и для себя он не искал снисхождения.