— Начну с брата Александра. Его сын Владимир работает на «Красном Сормове» слесарем, дочь Ирина — инженером, вторая дочь, Нина, преподает музыку. Сын Изосима Борис и дочь Эльвира — дипломированные техники. Две дочери Аркадия — Галина и Ирма — также работают техниками. У брата Виктора два сына — Виталий и Лев — оба слесари-сборщики, а дочь Тамара — конструктор.
Там же, в Сормове, на заводе, работают сыновья Поликарпа: Олег — инженером, Константин — слесарем, дочь Нелли — конструктором…
— Теперь подобьем итог, — шутит Анатолий Тихонович. — Выходит, в Сормове трудится тринадцать представителей нашей династии. Ну, а мы с Модестом живем в столице. У Модеста две дочери — Людмила, филолог, и Маргарита, инженер-энергетик. Мой сын Виктор — военный, окончил Академию имени Жуковского. Его сын, то есть мой внук, Михаил закончил Московский авиационный институт и стал военным инженером…
Удивительна эта рабочая династия. Отцы совершали революцию, строили социализм, защищали Родину от фашистских полчищ, а дети созидают коммунизм, своими руками строят счастье.
Владимир Архипенко
ПОДВИГ ОЛЬШАНСКОГО
Немного их — нестареющих весточек от Константина Ольшанского. Его давно уже нет в живых. Остались только эти торопливо исписанные листочки бумаги, остались пожелтевшие фотографии, документы, вырезки из газет. Есть еще памятник в приморском южном городе: бронзовый офицер со вскинутой вперед рукой, а рядом с ним — матросы.
Ей не раз говорили, что в скульптуре он как живой. Она вежливо соглашается, но в глубине души считает: лишь в письмах он живой. Они хранят в себе трепетный отблеск огненных лет. В них ее тревога, боль и печаль. В них ее радость, надежды, счастье…
«Получил роту автоматчиков. Будем переодеваться в красноармейское.
9 апреля 1943 г.».
Это письмо было первым. К Екатерине Ольшанской оно пришло всего через несколько дней после того, как они расстались. Прежде они семь лет прожили почти неразлучно.
Когда ее Костю, успевшего, несмотря на молодость, поработать помощником машиниста, слесарем и шофером, призвали служить на флот, она оставила Курск, поехала к нему в Севастополь и поступила на работу. Удивлялась, как он все успевает — в электромеханической школе быстро стал инструктором, учился заочно в институте, занимался боксом, получил права управления яхтой, играл в оркестре…
За год до войны родился сын — Валерий. Жить стало еще счастливее.
И вот ночь на 22 июня 1941 года.
В надсадном вое сирен, грохоте зениток, багровом пламени разрывов пришла в Севастополь война. Она принесла с собой и первую разлуку — Валерика бабушка увезла к родным в Курскую область. А осенью враг докатился до Крыма. С курсантами Константин отбивал атаки врага на подступах к Севастополю, а Екатерина вместе с другими женами моряков гасила «зажигалки», рыла окопы.
К зиме электромеханическую школу вывезли морем в Геленджик, а потом в Махарадзе. Ольшанского, ставшего офицером, вступившего в партию, назначили командиром роты.
Костя очень изменился в это время — словно почернел, в глазах колючий блеск. Катя хорошо понимала, в чем дело, знала, что каждый месяц он пишет рапорты, просится на фронт. Его не отпускали, считали образцовым командиром и преподавателем, способным быстро готовить пополнение для кораблей.
Позже, когда покатился на запад могучий вал долгожданного наступления, он с еще большим упорством писал рапорты. Из освобожденных от фашистов мест приходили страшные вести о зверствах захватчиков. А тут еще сжимающая сердце тревога за судьбу Валерика. Мальчик и бабушка исчезли без следа, словно растворились в кипящем котле войны.
Как-то вечером, придя со службы, Костя сел в темном углу, не снимая кителя, мучительно долго молчал. Не вынеся тяжкой паузы, Катя с тревогой спросила, не случилось ли чего. Он со стоном мотнул головой:
— Как мне добраться до этих гадов? Зубами глотки рвать буду!
В полумраке лицо его показалось чужим — жестоким и страшным. А через несколько дней пришел домой совсем другим — походка легкая, глаза словно светятся. Еще не сказал ни слова, а она вся обмякла, поняла: идет на фронт.
Перед прощанием Константин сказал задорно: