Так и было. Фашистское командование бросило против отряда десантников два батальона пехоты, пушки и шестиствольные минометы.
От сплошных взрывов дрожала земля, дымом и гарью затянуло все кругом, пламя лизало постройки.
Под прикрытием плотного огня вражеская пехота замкнула кольцо окружения и, как только замолкли пушки и минометы, начала атаку со всех сторон. Но из полуразрушенных зданий вновь ударили разящие очереди.
Так проходил час за часом. Фашистское командование приказало подтянуть к порту танки и огнеметные установки. Головной танк был подорван. Тогда по зданиям полоснула струя огнеметного пламени.
Фашистские солдаты, подождав, когда окончательно догорели крыши и из окон перестал бить огонь, уже не таясь, двинулись вперед. Но из подвальных окон ударили по ним в упор автоматные очереди, из проломов посыпались гранаты. И — в который раз! — враг опять откатился.
Фашисты понимали, что те, кто остался внутри, не сдадутся, будут биться до конца. Но сколько их там еще? Как долго они могут держаться?
Позднее удалось установить, что в это время десантники приняли клятву, которая была передана по рации в штаб. Вот ее текст:
«Мы, бойцы, старшины, офицеры, моряки отряда Ольшанского, клянемся Родине, что задачу, стоящую перед нами, будем выполнять до последней капли крови».
А потом в штабе приняли еще одну, на этот раз последнюю радиограмму: «Быстрее дайте огонь по квадрату…». Больше сообщений от ольшанцев не поступало.
Но они держались! Они держались до 28 марта, когда наши подразделения прорвались, наконец, в город и порт.
Чудом остались в живых Николай Медведев, Юрий Лисицын, Ефим Павлов. Из развалин вышли Кирилл Бочкович, Иван Дементьев, Никита Гребенюк, Михаил Хакимов. Неподалеку в дверях показался Николай Щербаков. Трое его тяжелораненых товарищей — Кузьма Шпак, Иван Удод и Михаил Коновалов — оставались внутри. Все трое вскоре умерли от ран…
Враг дорого заплатил за жизни десантников. Более семисот трупов гитлеровцев осталось на территории порта. Если учесть и большое количество раненых, то можно сказать, что отряд Ольшанского «выбил» из состава гитлеровской армии больше двух батальонов пехоты.
Беспримерный коллективный подвиг был по достоинству оценен Родиной. Все морские пехотинцы — участники десанта удостоились звания Героя Советского Союза.
…Когда моряки приносят Екатерине Никифоровне Ольшанской цветы, она ставит их возле портрета Кости. На фотографии он навсегда молодой — ему так и осталось двадцать восемь в тот мартовский день сорок четвертого. А если остался в живых их сын Валерий (в это она, несмотря ни на что, верит), то ему сейчас уже тридцать восемь.
К. Кащеев,
полковник
НАВСЕГДА В МОЕМ СЕРДЦЕ
«У советских собственная гордость», — сказал поэт.
Да, у нас есть право на собственную гордость. Мы гордимся величайшими успехами нашей Родины, нашедшими свое отражение в новой Конституции СССР. Мы гордимся тем, что живем в стране Великого Октября, что воспитала нас Коммунистическая партия, вырастила нас верными сынами своего народа.
Мне хочется рассказать о немногих из тех, кто своим примером навсегда вошли в мою жизнь, помогли выбрать верную дорогу.
Вспоминается детство. Росли мы, как все сельские ребята. Любили играть в войну, жгли в ночном костры, ходили в ссадинах и царапинах. И, конечно, с увлечением учились в школе. Жадно ловили каждое слово одного из своих первых учителей — Ивана Афанасьевича Зубова, человека, влюбленного в наш брянский край. Он умел так вдохновенно, страстно рассказывать о лесах, о шумливой нашей речке Ревне, что природа, казалось, оживала на глазах. А главное — он учил нас любить свою Родину и ненавидеть ее врагов.
А потом грянул сорок первый. Осенью наш край оккупировали фашисты. Однажды гитлеровцы согнали на площадь всех жителей села. День стоял хмурый, слякотный.
Гитлеровский офицер через переводчика начал объяснять, что такое «новый порядок». Люди молчали, потупив глаза. И тогда из толпы раздался громкий голос Зубова: «Товарищи, не слушайте этих негодяев. Помните, мы оккупированы временно. Мы еще будем праздновать победу!»
Эти слова всколыхнули площадь. Все разом заговорили. У людей расправлялись плечи, сжимались кулаки, гневом ненависти к оккупантам загорались глаза. Вражеские солдаты бросились усмирять толпу. В начавшейся суматохе Зубову удалось скрыться.