…Вот какие всплыли воспоминания, когда стоял я вместе с ветеранами флота у «Рогатки» и смотрел на балтийскую воду, бившуюся о гранит.
Владимир Варно
ПРИЗНАНИЕ В ЛЮБВИ
У подножия Никольской сопки (сопкой Любви еще называют ее жители Петропавловска-Камчатского) плещется и рокочет одна из самых просторных и живописных бухт на планете. Рыбацкие суда, дрожа от нетерпения, торопятся от мест стоянки к воротам Авачинской губы и, минуя их незримый порог, выходят в Великий, или Тихий океан…
Сейчас дела цепко держат меня на суше, но все же, когда выпадает свободный часок, я подымаюсь на вершину Никольской — отсюда видать далеко окрест… Здесь неизменно приходит ко мне то чувство, которое принято называть вдохновением. Здесь хорошо дышится, хорошо думается.
Над Никольской сопкой, почти вровень с вулканами, вознесена телевизионная вышка. До студии несколько шагов, и не исключена возможность, что, придя туда, я увижу на экране телевизора мой родной Минск или рыбацкую Клайпеду. А, может быть, сейчас показывают, как строится Байкало-Амурская магистраль. Или как стоят в неусыпном дозоре молодые солдаты с автоматами в руках. Стоят на страже любимого Отечества…
Страна незакатного солнца, великое мое государство! Счастлив и горд, что я являюсь сыном твоим, твоим гражданином. Помнится, как еще в ранней юности потрясли меня слова Достоевского, сравнивавшего свободу человека с воздухом, которым он дышит. Помню страстное его восклицание: «Всем человекам надобно воздуху, воздуху, воздуху-с прежде всего!» Да, человеку необходима свобода, без нее он задохнется, погаснет, как огонек свечи без кислорода.
В своем государстве я всегда чувствую себя свободным, ибо не только волен выбрать из множества возможностей именно ту, которая соответствует моей индивидуальности, моим наклонностям, вкусам, пристрастиям, но и сам выбор мой диктуется внутренней потребностью быть максимально полезным Родине, народу. Когда я сижу за пишущей машинкой, никто не стоит за моей спиной и не указывает, как мне писать и о чем. Я пишу, как велит мне долг Гражданина, как подсказывает мне собственное сердце. И если мои произведения способствуют хоть в самой малой степени укреплению моего государства, то я безмерно счастлив. Ведь я — личность в своем государстве, болею его болью, праздную его победы.
Еще в ту пору, когда я умел только брать, государство уже щедро давало мне все, что необходимо для всестороннего, гармоничного развития человеческой личности. Двери школ, библиотек, картинных галерей, музеев широко и гостеприимно распахивались передо мною. Государство построило для меня и моих сверстников-пионеров роскошный, словно из сказки, дворец. И мы нисколько этому не удивились, приняли как должное. Сопоставляя свою судьбу с судьбой моего деда Адама, который твердо знал, что дворцы строятся для царей и господ, я вновь и вновь испытываю чувство глубокой любви к родной стране, открывшей простому человеку, человеку труда, дорогу к счастью.
Сыновья старого Адама один за другим уходили в большой мир, мир, который уже был преображен Великой Октябрьской социалистической революцией. И вот один из сыновей — Александр приехал в отчий дом с дипломом врача. Павел защитил диссертацию, стал ученым. Подольше других оставался в семье Сергей: он работал молотобойцем в паровозном депо, потом слесарил.
Но вот, одолев науки в учебных заведениях с незнакомыми для нынешней молодежи названиями — рабфак, комвуз, Сергей стал руководить фабрикой, затем стал директором крупного завода. А потом Комаровку, где родились и выросли Адамовы сыновья, облетела радостная весть: «А Сережа-то, сын Адама, в народные комиссары вышел, членом правительства стал!»
И это было в порядке вещей. В Советском государстве положение человека определяется его вкладом во всенародное дело строительства нового общества.
Государство не только наделило всех своих граждан необходимыми для нормальной жизни правами, но и материально обеспечило осуществление этих прав на деле, позаботилось о том, чтобы каждый гражданин мог пользоваться богатствами культуры, выработанными за многие века человечеством.
Бесчисленные и неоценимые сокровища были доступны мне, как цветы в поле: протянул руку и бери. И я брал, нередко, как теперь понимаю, не испытывая чувства благодарности. Оно, это чувство, пришло позднее.