Врач снял пенсне и покачал головой:
— Ну, вот что, подполковник. Командовать будете, когда получите назначение. А здесь командовать разрешите мне. Лежать, лежать и еще раз лежать.
У Бурунова помутилось в глазах — все его надежды рушатся. Печальный и отрешенный, лежал он, уставясь в угол потолка на облупленную штукатурку. От завтрака отказался, обедал без аппетита и съел только первое. Второе отдал выздоравливающему товарищу. И тут же принялся тренировать ногу. Вышел в коридор на костылях. Пройдет в одну сторону, передохнет в снова шагает. Нянечка из их палата, пожилая, седая женщина, Варвара Андреевна, с болью глядела на него и только тяжело вздыхала:
— И чего ты, сынок, себя мучаешь? Лежал бы и лежал себе. Успеется, навоюешься.
— Сердце болит, Варвара Андреевна. Здоров ведь я… Ну что с того, что хромаю?
— А что, сынок, если я тебя к себе определю? Сердце заходится глядеть на тебя, как ты мучаешься.
Бурунов не понял ее и удивленно поглядел: «Зачем?»
— Как к себе? Кто же меня отпустит?
Варвара Андреевна придвинулась к нему и зашептала:
— Ты только об этом никому. У нас в госпитале мест не хватает, вчера на врачебном совете так решили». Какие уже на ногах, выздоравливающие, по работникам госпиталя определять. Не все одно, где лежать. Койка — она везде койка. А у меня дома свой госпиталь. И массаж тебе будет и ванные процедуры. Я уже так пять человек выходила. Все разлетелись по фронтам, как птицы. Каждый день письма идут, не забывают меня, старуху. Да малограмотная я. Вот и будешь за меня письма писать им, — улыбнулась она.
Да, Варвара Андреевна была просто волшебница. Приходя после долгого утомительного рабочего дня, она успевала делать все по хозяйству и тут же начинала врачевать Бурунова.
— Терпи, терпи, милый, коль хочешь, чтобы нога тебе исправно служила, — Ее методы врачевания вскоре дали заметные результаты. Когда Бурунов предстал перед медицинской комиссией, он только слегка прихрамывал.
— Еще бы с недельку надо вылежать, — сказал неумолимый врач. Но, поглядев в печальные глаза подполковника, сдался. — Против совести своей иду, — ворчал он, выписывая медицинское свидетельство Бурунову. — Фронту надо выдавать здоровых людей, как говорится, первый сорт. А вы?
Уходя от доктора, Бурунов старался не прихрамывать, но это пока не удавалось.
В тот же день он распрощался с Варварой Андреевной, как с родной матерью. Бурунов остановил взгляд на портрете единственного сына Варвары Андреевны — лейтенанта. Он получил тяжелое ранение и умер здесь, в госпитале, на глазах матери.
— Мы еще встретимся, Варвара Андреевна, непременно встретимся. У меня мамы нет. Умерла она, когда мне было десять лет. Разрешите вас считать родной матерью?
Глаза Варвары Андреевны наполнились слезами. Она утерла их фартуком и, сунув руку в карман, протянула ему узелок. Он взял его и держал в руке, недоумевая.
— Возьми, сынок, это земля родная с могилы моего сына. Сказывают люди, помогает она. Иди, — обняла она Бурунова, — иди с богом и возвращайся. — И она перекрестила его на дорогу.
В тот же день Бурунов приехал в Москву. Посчастливилось: его подбросили на машине летчики, ехавшие в Монино, а затем пересел на электричку. Побывал он у тетки Канашова, познакомился с ее приемной дочерью Галочкой, увидел на комоде фотографию Аленцовой. И тут же заныло сердце: «Где она сейчас? Оставалась в Сталинграде».
— Пишет? — спросил он, глядя на фото Аленцовой, Но тетка его не поняла, подумала о Канашове.
— Да когда ему писать. Он дней десять, как на фронт умотал, непоседа. Можно было денек отдохнуть да и с дочуркой позабавиться. Как задумает что, его на цепях не удержишь. До генерала дослужился, а все как мальчишка непоседливый. И писать-то он не больно охоч: люди вон какие письма душевные пишут. А наш. — Она махнула рукой. — Открыточку пришлет: «Жив, здоров. Как живете? Как Галка? Что слышно про Наташеньку? Пишет ли Нина?» Не письма, а сплошь вопросы.
Бурунов слушал ее и улыбался.
Тетка была гостеприимная, добрая женщина. Он с трудом ушел. Не отпустила из дома, пока не накормила, и взяла слово, что Бурунов непременно будет обедать у них.
В Главном управлении кадров, раздеваясь, Бурунов сдал палку (а то, глядишь, получу отставку) и, взяв себя в руки, едва прихрамывая, вошел к начальнику. Но от начальника изъян не ускользнул. Генерал покосился на Бурунова и несколько минут смотрел, изучая. Потом предложил сесть.
— Так вот, товарищ полковник. — «Не оговорился ли генерал?» — подумал Бурунов. Он встал.