Маленький диковатый мальчик истосковался, видно, по материнской ласке и доверчиво прижался к Наташе:
— Останусь с тобой.
Лейтенант Еж обратил внимание на то, что и раненые вели себя гораздо спокойнее. Они сдержанно и глухо стонали, будто стеснялись ребенка.
— Медикаменты Печенкин достал?
— Индивидуальных пакетов принес. И две немецкие походные аптечки. Вода есть.
Еж снял с ремня помятую флягу и передал Наташе.
— Тут спирт. Пригодится для раненых.
Лейтенант ушел в горьком раздумье. Положение батальона тяжелое. Много раненых. Почти нет продовольствия. (Кое-что в вещмешках бойцов и немного из трофеев). Но главное, как быть с ребенком? Может, его отправить сейчас в полк с разведчиками? Но это тоже небезопасно. Они в окружении. Кругом немцы.
Еж поднялся на второй этаж. В угловой комнате разместился командный пункт. Оттуда винтовая лестница вела в подвал.
Ночь пролетела незаметно в перестрелке с немцами. На востоке заалела едва различимая полоска рассвета. Пришел старшина Печенкин и доложил, каким располагали оружием, и сколько осталось боеприпасов.
— В общем, скудновато, товарищ лейтенант. Вокзал — глядите, какая махина. Сюда батальон полного состава в самый раз. А у нас и тридцати человек не наберешь и столько же раненых.
— Ничего, старшина, не робей, продержимся. А там, глядишь, и из полка подмога придет. Нам бы гранат побольше.
— Собирают ребята. Уже три ящика трофейных натаскали
— Ножами неплохо бы обзавестись. В рукопашной в нашем положении все нужно, — сказал Еж. — И лопата, и граната, и русская винтовка.
— Лопаты и ножи почти у всех имеются. Вот только с харчем, товарищ лейтенант, плоховато. Галеты и консервы, что из немецких ранцев повытряс, раненым снес, сестрице.
— Ничего старшина, бог даст день, даст и пищу. На голодный желудок оно легче драться. Злее немца бить будем. Думалось попить да поесть, а тут плясать заставили. Ты сам-то чего сегодня жевал?
— Никак нет, товарищ лейтенант. Воды вот, правда, вдоволь налил в брюхо. Вроде и сыт.
— А зачем же мне пачку галет? Решил меня на особый паек зачислить?
— А как же, товарищ лейтенант? Что нам без вас тут делать? Ходил я по боевым группам, ребята рады, что вы к нам пробились. Без командира что без головы. Как дед любил мой говорить: не сильна засада огородою, а сильна воеводою.
— Ну уж так и без головы. У вас у всех головы на плечах. Возьми вот, — разделил Еж галеты, — подкрепляйся. Давай пожуем и с часочек дадим храповицкого.
Они улеглись рядом, подстелив одну и накрывшись другой шинелью. И тут же уснули.
Но спать им пришлось недолго. С рассветом начался артиллерийский и минометный обстрел вокзала.
Боевые группы оставили дежурные пулеметы с парными наводчиками, и сами ушли в укрытия и подвалы.
Вскоре над вокзалом повис немецкий разведчик «фокке-вульф», прозванный бойцами «рамой». Он неторопливо проплыл, высматривая наши позиции.
— Ну, теперь, ребята, нам здесь крышка, — сказал молоденький боец с худой шеей, в большой, не по голове, каске. Он похож был на гриб поганку. — Еще раз вернется, попомните мое слово, и начнут нас колошматить, как крыс в крысоловке.
Лейтенант Еж видел, что некоторые бойцы поддались паническому настроению. Стали поглядывать по сторонам: куда бы юркнуть понадежней. «Ох уж это не к месту сказанное в бою слово. Оно хуже пули».
— Гришаев! — крикнул Еж. — Давай бегом ко мне со своей «петеерией». И патрончиков к ней бронебойно-зажигательных. Только первого сорта, слышишь?!
— Есть, товарищ лейтенант, — отозвался глухой голос снизу. Бойцы стали поглядывать на Ежа: что же он будет делать?
— Чего притихли? Огонь надо по нему вести, — кивнул он на самолет.
— Оно можно, конечно, — соглашались одни и, прицеливаясь, открывали огонь по немецкой «раме».
— Ему от нашей стрельбы, — сказал боец в большой каске, — ни жарко, ни холодно.
Еж пристроил ножки противотанкового ружья в выбоину в стене, как в упор, и стал вести ствол за медленно летящим немецким разведчиком. Выстрел почти не был слышен. Он, скорее, был заметен только по тому, как дрогнуло правое плечо лейтенанта.
— Пустое дело по небу стрелять, — донесся голос сомневающегося бойца. — Из такой дуры разве попадешь?
— На винтовку нечего пенять, коли сам не умеешь стрелять, — крикнул Еж, целясь. Снова вздрогнуло правое плечо. Он быстро перезарядил и выстрелил в третий раз, когда немецкий разведчик уходил. И снова мимо.
— Точно наведешь, никогда не промахнешь, — сказал Еж. — Поторопился. — И стал снова целиться, когда самолет пикировал на него.
Все повскакали с мест и уставились в небо. У бойца-паникера даже каска свалилась: так он задрал голову. Немецкий разведчик, выпустив черный шлейф дыма, падал. От него отделилось и засвистело несколько мелких бомб.