Заботливый Клыч установил полог над верблюдом Наташи, куб из рам, обтянутый полотном.
— Раньше в таких паланкинах возили невест, — сказал Алик и перебрался к Наташе.
— Чтобы девушка не скучала, — объяснил он, заметив неприязненный взгляд старика. Логинову подмигнул. Тот отвернулся.
Через полчаса по просьбе Наташи сделали короткую остановку.
— Натаха, ну погоди, что ты, я же… — уговаривал ее Алик.
— Слезай, а то сейчас…
— Постой!
— Хал-ага! — позвала Наташа.
— Зачем ты, я же сам… Старик остановил караван.
— Дедушка, Алик хочет пересесть. Алик пересел.
Караванбаши одобрительно кивнул, и тронулись.
Под вечер Аман и Клыч разгружали тюки, Хал-ага стреножил верблюдов, Логинов готовил ужин, Алик пошел за дровами.
Наташа появилась в немыслимом балахоне.
— Ну, как я? — покрутилась.
— Хорошо, — восхитился Логинов. Наташа пошла показаться Аману и Клычу.
— Очень вам идет, — сказал Клыч.
У Хал-аги потеплели глаза, зацокал языком.
— Спасибо! Пойду искать свою траву. Старик кивнул.
Издали Наташа походила на большую яркую бабочку над выцветшей травой. Рядом появился Алик, прямо черный жук. Стали вдруг горячо объясняться. Алик хватал ее за руку. Наташа пошла в сторону каравана. Алик догнал ее и еще раз потянул назад. Логинова передернуло. Кровь ударила Клычу в голову.
— От, бес блудливый! — возмутился старик.
— Негодяй! — Аман не находил себе места. Наташа быстро пошла в сторону каравана. Алик догнал ее и грубо потянул за руку.
Клыч пошел навстречу к ним, поравнявшись с Аликом, сказал ему что-то. «Пошел ты!» — Алик махнул рукой. Клыч кивнул в сторону бархана, сам пошел впереди. Алик последовал за ним. Они скрылись.
Все напряженно ждали.
Через какое-то время показался Клыч, подошел к своему верблюду и молча стал навьючивать его. Наташа посмотрела на него добрым благодарным взглядом:
— Больно? — потрогала его нос.
— Нет, — покачал юноша головой.
Пришел Алик, он шатался, был до крови избит.
— Ну, что вы все уставились на меня, что? Думаете, я не понимаю, за что вы меня ненавидите? Никто бы из вас не отказался от Наташи! Просто она вам не по зубам! За это меня ненавидите! Даже ты, старик! Зубов нет, а неравнодушен к ней. И ты! Притворяешься святошей, а сам… Думаете, мне стыдно? Вы же не любите тех, кто «высовывается». Потому что завидуете! А кто высовывается? Сильный! Кто живет? Я живу! Я — сильный! Толпа паршивая! Все хотите мерить на свой аршин! Рассуждают о свободе! Словоблуды! А кто свободен? Сильный! О нравственности рассуждали! Она вам нужна, толпе! Вам же надо защищать и оправдать свое рабство! Кулаками работать — мастаки! А сами запутались в словах. Я хочу и беру. Не притворяюсь, как вы! Я сильнее вас! Я лучше вас! Я естественно живу! — Алик ударил себя в грудь.
Постелился подальше от всех. Логинов писал в дневнике. Наташа и Аман гуляли. Хал-ага держал пиалу с давно остывшим чаем. Клыч дочитывал последнюю страницу книжки. Закрыв ее, вернул Логинову.
— Спасибо!
— Ну как? Не стесняйся, говори!
Клыч молчал, мялся.
— Дерьмо, да?
— Да нет…
— Ты же хороший парень, а врешь! Я сам знаю, что дерьмо. Никому это не нужно. И мне. А зачем пишу, не знаю. Ради денег? Деньги мизерные! Престижа? Какой престиж, когда чувствуешь себя полным дерьмом! Вот так, дружище. Тяжко…
Швырнул книжку в потухший костер.
Без конца и края простиралось матовое, зеркальное безмолвие. Ни одного растения, пылинки, песчинки, ни одного насекомого под лапами верблюдов. Рядом двигающиеся тени подобны зеркальным отражениям. Солнце пекло невыносимо, повиснув над этим безмолвием, над этим безумием.
— Гипсовая пустыня! Вот она, гипсовая пустыня! — повторял Аман, как завороженный.
Караванщики сбросили с себя все, только старик ехал в ватном халате и мохнатой шапке.
— Дедушка говорит, надо потеплее одеться!
Но никто не придал значения ее словам. Лишь сам Клыч облачился в стеганый ватный халат и обвязал голову рубашкой в виде чалмы.
На боках верблюдов в больших флягах болталась вода. Но пить было нечего. Болталась вода, фляги тяжелые на вес, когда наливали в кружки, булькала, но кружки оставались сухими.
— Что за чертовщина! Зачем поехал? Нужна была мне эта проклятая-пустыня. Сидел бы дома и страдал там. Нет, поехал! Вот и приехал! — Логинов лег на горб верблюда.
— Мы наказаны, мы все наказаны! Мы все гады, сволочи! Всю жизнь делали мелкие пакости, и не замечали. Мы лгали себе, людям, лгали природе. Никого никогда по-настоящему не любили. Любили только самих себя, а если любили других, опять же ради себя самих. Никому ничего доброго не делали. Если делали, то ради своего спокойствия. О себе только думали. Теперь расплачивайтесь! Я счастлив, я ликую! Пришла расплата! Приветствую тебя, черный караван! Пускай эти идиоты поймут наконец, кто они есть на самом деле. Эти горделивые людишки в сравнении с тобой, о космос! — вопил Аман на всю пустыню, простирая руки к небу.
Алик швырнул пустую кружку. Кружка, со звоном ударившись о гипс, покатилась куда-то.
— Ну, дура же ты была, мама! Зачем ты приехала в этот мерзкий край и вышла замуж за жителя пустыни? Где он теперь, этот житель пустыни? Он тебя бросил и растворился в своем племени. Но при чем тут я, почему должен расплачиваться за твою глупость! Зачем ты так, мама! Эти твари издеваются надо мной, бьют меня! — Алик заплакал. — Да пошли они все! Даже над именем моим смеялись, гады!
Хал-ага молчал, еще больше помрачнел. Молчал Клыч.
— Миленькие, что с вами? Вот, пейте! Вот! — Наташа выливала из бурдюка воду себе в ладони.
Алик и Клыч выпрыгнули с верблюдов. Аман и Логинов не изменили позу. Алик схватил влажный бурдюк из рук Наташи, поднял над головой и опрокинул на себя. Вода была, но не выливалась.
— Что ты врешь? — крикнул Наташе. Попробовал Клыч.
— Проклятие!
— Как же так? Была же вода, только что лилась, ведь вы же видели! — терзалась девушка.
Клыч швырнул бурдюк. Она подняла его и стала лить себе на лицо, губы, глаза целительную влагу.
— Вы подонки, на колени перед ней! — приказал Аман.
В эту минуту послышался завораживающий звон чужих колокольчиков. Приближался таинственный спутник. В полуденном ослепительном свете караванщики увидели своих двойников, сидящих на верблюдах в том же порядке, что и они сами.
Людей объял ужас.
Караваны поравнялись и пошли рядом на некотором расстоянии друг от друга. Рядом с Логиновым на горбу черного верблюда сидел похожий на него человек, только весь черный.
— Кто ты? — спросил Логинов.
— Я темная сторона твоей души! — ответил двойник.
— У меня нет темной стороны души.
— Как же нет, есть! С кем же ты тогда ведешь спор? Грань между добром и злом проходит в тебе самом. Ладно, ответь, ты — хороший человек? Совесть у тебя чиста?
— Думаю, что да.
— Если так, чего суетишься, не можешь успокоиться?
— Что ты мне в глаза смотришь и лжешь? — закричал на Алика его двойник. — Не лги, не лги! Глазки твои бегают, я тебя ругаю, а ты мне улыбаешься и замысливаешь месть, какую-нибудь гадость! И ты живешь на земле, и земля тебя носит, тварь ползучая! А ведь заболеешь, если будешь так жить! Заболеешь проказой, раком, душевной болезнью: будешь гнить как собака, и никто к тебе не подойдет, и тогда ты раскаешься, мерзавец! Сколько девочек испортил, а теперь помышляешь о более острых наслаждениях, думаешь тебе это даром пройдет? Скоро нос твой будет гнить и проваливаться, и исходить от тебя будет зловоние!