— Ты почему здесь?
Казакевич попробовал что-то возразить. Но тут же услыхал:
— Товарищ капитан...
Этот официальный переход обычно означал, что ни о каких возражениях не может быть и речи.
Комдив распорядился немедленно отвезти начальника разведки в медсанбат. Его забрали в госпиталь, но он каждый день рвался в свою дивизию. Только угроза отправить в тыл подействовала на Казакевича отрезвляюще.
Наконец 22 мая 1944 года капитан записал:
«Я вышел из госпиталя и вернулся к выполнению своих прежних обязанностей. Хожу пока с палочкой, но раны уже почти совсем зажили. Чувствую себя хорошо».
И еще через несколько дней:
«4 июня 1944 года.
...Сегодня уже ездил верхом. Все зажило, как на хорошей собаке».
Впереди за рекой был Ковель.
В июне и в июле дивизия вела усиленную боевую разведку и активные действия, которые в сводках назывались «бои местного значения», хотя день ото дня они принимали все более значительные масштабы.
Во время этих боев Казакевич вступил в члены партии, комдив дал ему рекомендацию. А в боевой характеристике штаба о капитане Казакевиче сказано: «...хорошо организовал разведслужбу... Большую часть времени находился в боевых порядках частей, организуя разведку и лично участвуя в ней...»
Фашисты заминировали весь город и создали много узлов обороны.
Пятого июля дивизия с боем форсировала реку Турию. Передовые части встретили восход солнца уже на западном берегу. В шесть ноль-ноль они ворвались на окраину Ковеля. И здесь, как во всем городе, дома были разрушены.
Города нет, но огонь такой сильный, словно его ведут из всех обгоревших коробок, из-за почерневших стен.
Захар Петрович переправился вместе со штурмовыми батальонами, и его НП уже был на западном берегу. И здесь, возле дамбы, Батю ранило осколком снаряда в голову.
Выдриган упал. К нему бросились Казакевич, офицер Назаров. Из раны текла кровь, и струйки ее ползли по морщинам лица, ставшего восковым, крупные капли падали с усов.
— Комдив ранен! — закричали связные.
— Спокойно, без паники, — произнес Выдриган. Он бодрился. — Пули и осколки чинов не разбирают...
Кто-то побежал за военфельдшером.
Над дамбой рвались снаряды.
— Плащ-палатку! — крикнул Казакевич, и вместе с офицером Назаровым они понесли комдива по узким траншеям. Полковник потерял сознание...
...В Москве уже прогремел салют в честь взятия «важного опорного пункта обороны немцев и крупного железнодорожного узла».
Срочно составлялись наградные листы.
Левитан читал приказ Верховного главнокомандующего о войсках, отличившихся в ковельских боях, и в фамилии Выдригана подчеркнуто звучали согласные. А сам Выдриган, обвязанный бинтами, как чалмой, в это время с трудом приходил в себя. Его ни на секунду не покидала военфельдшер Ольга Утешева.
Рана оказалась более серьезной, чем думали сначала. И комдив обещал всей медицине армейского госпиталя полную покорность и строжайшее исполнение требований, пусть только не отправляют его в тыл.
РАЗДУМЬЯ НА ГОСПИТАЛЬНОЙ КОЙКЕ
Дивизия продолжала наступление. Через две недели после Ковеля она уже сражалась с фашистскими оккупантами в Польше.
22 июля, на рассвете, из небольшой деревушки, лежавшей на линии фронта, выехали семеро всадников.
Один из этих семерых был в очках, худ, сутул, но в седле сидел весьма уверенно. О нем когда-то хорошо сказал комдив:
— Выглядит как воробей, а действует как сокол. Неужто нам лучше орел с виду и чижик по сути?..
Желтая сухая пыль недолго клубилась над всадниками. Вскоре они свернули на опушку. Густым лесом семеро пробирались в тыл к немцам, чтобы к началу нашего наступления захватить на шоссейной дороге мост через речку, вызвать панику в стане врага.
В пути конники встретили небольшой немецкий отряд. Внезапными автоматными очередями они причинили урон врагу. Сами же конники потерь не понесли. И только один из них получил тяжелое ранение правого плеча. К тому же осколок гранаты угодил ему и в ногу. Это был капитан Казакевич. Он торопил товарищей, перевязывавших ему раны. Надо было спешить к мосту, до наступления оставалось не больше тридцати минут. В девять ноль-ноль дивизия начнет операцию...
Комдив Выдриган в это время находился в госпитале. Рана заживала. Полковник чувствовал себя сносно. Как ни старались его оградить, Захар Петрович получал подробную информацию о дивизионных делах. И здесь узнал о новом ранении Казакевича.