— В театре Мусури были? Антенну устанавливают? — спросил Петровский.
— Нет, пока ничего не получается.
— На три часа вызывайте связистов.
— Пятнадцать ноль-ноль, — повторил Дубенко, записывая. — Немедленно телефонограмму.
— Разговор с товарищем Фрунзе завтра в семь вечера...
Дубенко делал пометки в толстой тетради, которую всегда носил в кармане куртки.
— Да... Проверьте, пожалуйста, в ЦК Комнезама... Я просил вызвать Одинца в Харьков до съезда Советов.
Речь шла о члене Президиума Центральной Комиссии Комитетов беднейших крестьян Украины Одинце Гавриле Матвеевиче. Его, бедняка с Черниговщины, Григорий Иванович знал давно, а в последнее время они часто встречались по работе в ЦК Комнезама.
Председатель ВУЦИКа и глава украинского Комнезама стремились постоянно общаться с людьми, работающими в различных районах Украины, в разных сферах советской жизни. Кроме личных поездок, еженедельного приема сотен ходоков Петровский хотел всегда знать доподлинное мнение по всем важным вопросам рабочих, крестьян, партийцев, местных работников, делегатов.
2
Черниговская делегация выезжала на Всеукраинский съезд Советов восьмого декабря. Но Одинцу нужно было до съезда побывать в ЦК Комнезама, и Гаврил Матвеевич отправился в Харьков на несколько дней раньше. Шестого декабря он уже был в столице.
Трудовой Харьков радостно взволнован. Говорят, ждут Ленина на VII Всеукраинский съезд Советов.
Одинца направляют в гостиницу «Метрополь». Там будет жить черниговская делегация. И первый, кого он здесь встречает, — Дубовой, с которым его давно познакомил Петровский. Дубовой тоже избран на съезд Советов. Первый вопрос Одинца:
— С Григорием Ивановичем виделся?
— Нет.
— Надо его расспросить. Ленин приезжает на наш съезд. Правда ли это?
Дубовой ответил:
— По телефону будет говорить на съезде.
— По телефону со всеми делегатами? — в вопросе Одинца прозвучало удивление.
Вместо ответа Дубовой неторопливо достал из кармана аккуратно сложенный вчетверо газетный лист — это был номер харьковского «Пролетария»:
— Читай.
В правом углу страницы крупным жирным шрифтом было напечатано:
«Тов. Ленин в Харькове.
Предполагается выступление тов. Ленина, который в Москве произнесет у радиотелефона слово к съезду Советов. Благодаря поставленным в зале заседания съезда усилителям, все делегаты будут слышать вождя мировой революции...»
3
«Всем! Всем! Всем!»
С первых часов Октября Ленин широко использовал возможности радиотелеграфа. В новую жизнь врывались короткие ленинские радиограммы. Они были созвучны ритмам и динамике революционной эпохи.
В городах, на железнодорожных станциях радисты на языке точек и тире принимали сообщения, распоряжения революционного правительства, расшифровывали и размножали их. Но Ильич мечтал о новых способах массовой информации, о возможности непосредственно по радио обращаться к народу.
Он сразу оценил выдающиеся научные идеи в области радио М. А. Бонч-Бруевича и находил время непосредственно заниматься делами созданной в революцию Нижегородской радиолаборатории. Бонч-Бруевичу вместе с его помощниками удалось создать сложнейшую радиоаппаратуру, которая сделала возможным осуществление ленинской мечты.
Зимней ночью девятнадцатого года радисты впервые услыхали в своих наушниках вместо сигналов азбуки Морзе человеческий голос:
«Алло! Алло! Говорит Нижегородская радиолаборатория... Раз... два... три...
К концу 1919 года лаборатория уже вела пробные передачи речи и музыки на расстояние.
Потом опытный передатчик, поставленный в Москве на старой Ходынской радиостанции, начал усиленно осваивать эфир.
Первые опыты радиотелефонии, как тогда называли радиовещание, были обнадеживающими. Ленин увидел в них возможность в недалеком времени вести разговор сразу с миллионными аудиториями.
Председатель ВУЦИКа Г. И. Петровский и заместитель председателя Совнаркома УССР М. В. Фрунзе как члены ЦК РКП полностью осведомлены, какое значение Ленин придает развитию радио и какие практические вопросы радиодела он постоянно выдвигает в Политбюро, Совнаркоме.
Они знакомы и с письмом Бонч-Бруевича — его разослали по указанию Ленина.
«...В нашей технике, — недавно докладывал Ленину этот ученый, — вполне осуществимы передачи живой человеческой речи на возможно далекое расстояние...»
После окончания гражданской Михаилу Васильевичу и Григорию Ивановичу часто приходилось ездить в Москву. Для нового пейзажа московских улиц стали привычными разъездные грузовики с громкоговорящими установками.