Выбрать главу

— Яков, сколько тебе надо?

— Мне нисколь не надо…

— На инструмент, говорю, сколько надо?!

— Гм… инструмент. Считайте сами: топор семьдесят шесть копеек, да пилы, кажись, по два двадцать, да лопаты копеек по сорок… Та-ак. — Голову пригнул, подумал. — В общем, рублей двадцать пять.

— Выпиши ему двадцать пять рублей, Маша.

— Я выпишу, Захар Кузьмич. — Маша по привычке начала косу крутить. — Только ведь за наличный расчет разрешено разовое приобретение на сумму не свыше пяти рублей. Вы же знаете. — И откинула косу за спину.

— Не в первый, не в последний, Маша. — Захар Кузьмич затянулся шибко и закашлялся. — Яков, попросишь в рабкоопе счета выписать по пять рублей разными числами. Понял?

— Да я давно понял. Только ответственность с себя сымаю. Вот при свидетеле. — И захромал вслед за свидетелем.

— Снимай, снимай, только дело поскорей делай… Погоди-ка, — остановил его в дверях, — а постелей у тебя на всех хватит?

— Хватит, — буркнул себе в плечо Яков и закрыл дверь.

Захар Кузьмич стал прикидывать, кому дать квартирантов:

«Не забыть бабку Анну. Хоть не велики квартирные деньги, бабке же и тех взять негде. Да квартиранты-то и молока, яиц, зелени купят, а когда и угостят чем — все помога старой. А то, смотришь, и обрезков припасут на стройке… Хороших бы мужиков впустить к Ольге-разведенке. Мается с двумя ребятишками баба, в поле весь день, а дом сирота: и плетень завалился, и крыша течет, с улицы видно — проржавые листы задрались».

В окно увидел: входит во двор «босая голова» с институтским парнем. Вышел к ним.

Парень — крупный, шея как у доброго бычка, грудь бугристая под футболкой. Волосом бел, простолиц, глаза же, однако, щурые. С хитриной парень.

Снизу на него глянув, старшой шевельнул бровями:

— Вот он, наш бригадир, Валентин Андреевич. По профессии как раз инженер-конструктор. Прошу, так сказать, любить и жаловать.

— Можно проще: Валентин, — улыбнулся парень всем лицом.

— Валентин так Валентин. Будем знакомы, — и хлопнулись по ладоням. У одного сухая, корявая, у другого мягкая, но крепкая.

— Людей можете в интернат везти, я договорился, — сказал старшому Захар Кузьмич. — Койки там есть, а постели у нас на складе. Вон мазанка небеленая напротив. Сейчас и получить надо, а то кладовщик за инструментом уедет.

— Ага. Понятно…

— А строительную бригаду мы уж с Валентином сами разместим, поблизости.

— Конечно, сами устроимся. Не маленькие, — сказал Валентин.

— И наряд с ним составим…

— Да, да, наряды — это главное, — потряс головой старшой и заспешил к столовой.

— Чего это он без шляпы-то? — спросил Захар Кузьмич.

— А бог его знает. Нарочно хочет, наверно, лысину подкоптить. Красивее так.

— Он кем же у вас в институте?

— Заведует издательским отделом. Наши труды редактирует.

— Вон как! Ну пошли, Валентин. Вон в ту, возле столовой, избу заглянем.

Управляющий сказал «изба», а какая там изба… избенка! И малостью избенка и своей древностью. В сруб-то ткни пальцем — насквозь пройдет. Сам он сорок безвоенных лет живет в Белоярке, знает: крепких изб в эти годы много народом поставлено (а кто и кирпичные, шлакоблочные дома отгрохать сумел), а вот хоть одну чтоб такую избенку сломать — ни единой никто не сломал и никто не бросил… Мазанок-землянок, тех порядком порушили, а избенки все стоят, все древнеют. Считай, что треть села живет в избенках да мазанках, а по здешним морозам, с бездровьем, прозимуй-ка в них зиму — один разор…

— Тут живет Варвара, скотница. Девчонка у нее восьмой класс нынче кончила. Отца Варвариного в тридцать седьмом взяли, там вскоре и помер от заворота кишок. А за что взяли? — бригадиром был, посеял озимые, а они не взошли… И Варвара сама неудачница. Семнадцати лет замуж вышла. Парень был как парень, а вернулся из армии и пошел пить, гулять. Спился и подох… Так и живет с тех пор без мужа, десять лет уж одна.

Валентин молчит, кивает.

В этой избенке Захар Кузьмич частенько бывает. В иной день, когда так в конторе закрутишься, что домой сходить поесть некогда (управляющий живет на другом конце, за рекой), забегает сюда запросто и всегда, хоть чем, щами ли, молоком ли с хлебом, досыта накормят.

Вот и пришли. Окошек не видно: деревца с ранетками загораживают. Косая калитка откинулась под рукой Захара Кузьмича. Вошли во двор, порослый курчавой травой, завернули за угол избы. С крыльца глядит сама хозяйка: головой под притолоку, плечистая, лицо подсушено крепким загаром, черные глаза блестят, на ногах, иссеченных травой, вьется голубая прожиль.