— Чёй-то рано нынче. Аль надоело всяк раз до ночи мыкаться? — На мужа сама не глядит, знай вальком громыхает.
Захар Кузьмич взял с комодки газеты, за три дня не читанные, подсел ближе к свету, закурил.
— Собрать ужинать, аль погодишь? — жена из-под мышки глянула и опять загремела вальком.
— Погожу, кончай.
В спокое, в тишине (шум домашний не в счет) покурить за газетой редко ему случалось, и не было для него отдыха лучше, чем этот.
— Захар, Митька-то все по улицам гоняет, книжку в руки не берет. И теперь на улице. Прибежал под вечер, хлеба краюху схватил да в ночное умотал…
— А пустила зачем? — присупил брови Захар Кузьмич.
— Удержишь его, как же…
Митьку в шестом на осень оставили. У Захара Кузьмича трое детей. Старшего приняли в институт на механика, другой год стипендию получает. Средняя, Мария, в мать деловая — отличница с первого класса. И только Митька, шалопай, в кого и пошел? — с двоек на тройки перебивается. От того, может, что нет за ним отцовского пригляду? А жену укорил:
— Балуешь его… Для дома палец о палец не ударит… Завтра же чертенка на свеклу погоню. Пусть-ка спину погнет. Сам за книжки попросится.
— И то пора тебе самому за него взяться. — Жена кончила катать, приподнялась было с колен и охнула: — Ревматизм проклятый…
— Что тебе — на столе места нету?
— Да просторней тут. — С четверенек встала, короткая, тяжелая, с виду не старая. Скрутки половинные, валек, скалку сунула на печь. — Сейчас руки умою и соберу. Пирог с рыбой пекла…
— А Мария где?
— В кино с девчонками убежала…
Вдруг во дворе пронесся бабий вой, смешался с топотом ног в сенях, кто-то грохнул сбитым ведром, и в раскрытую дверь вбежала соседка Настя, в мокром до пояса платье, раскосмаченная, на бледном лице дикие глаза. Сквозь вой закричала с порога:
— Захарушка! Ради бога, спаси, Катька в речке утопла!
Захар Кузьмич, как был без сапог, в майке, мимо Насти метнулся к «ИЖу». И пока заводил, от крыльца в уши стегал вой надрывный:
— …век за тебя молиться буду-у!..
Тут еще жена не ко времени в карман лезет:
— Возьми вот кусок пирога. Кто знает, сколь там пробудешь.
— В месте в котором, Настя?! — крикнул Захар Кузьмич.
— Ой! У затопленных огородов… Ой, доченька, родная моя!
Наконец-то завелся «ИЖ», в моторном треске потонули Настины вопли…
Потом собирал управляющий пловцов-нырунов, потом, когда затащили на берег Катьку, голубую в лунном свете, пузатую, командовал, куда и как ее половчей уложить, качал напеременки с Федором-кузнецом размякшие Катькины руки, зло покрикивал на зевак, чтобы не застили воздуха Катьке, не забывал поглядывать, чтобы крепче держали мать, прибежавшую с воплем осиплым, — и потому только, что споро, моментом, все слажено было, в полчаса утопшую Катьку очухали, и отвез их Захар Кузьмич, дочку и мать с ней в обнимку, домой…
…В селе секретов не бывает. Наутро же в конторе схватились мужики с управляющим за наряд институтским на клуни.
Дед Степан, который нужник в одно очко вторая неделя пошла сколотить не может, тут, ободренный недовольством, разошелся вовсю:
— Своим не хошь лишней копейки подбросить, а энтим тышшы кидашь? Ай у нас своих мастеров нет? Ай мы без них клуни не сладим?!
— Где они, мастера-то? — кинул из-за стола Захар Кузьмич.
Рабочие, прицепщики загудели:
— А хоть бы и мы взялись!..
— Да за такой-то наряд!
— Взялись бы. После работы, в выходные…
— Так вам местком и разрешил, — угрюмо кивнул управляющий.
— Разрешил бы. Директору бы только подсказать…
Из дымного угла двое шабашников, со стройки моста, наперекрички надсажаются:
— Мост тебе что? Клуня?!..
— Почему нам клуни не дал?!
— …а плата одна? Не согласны мы. Гони, коли так, и нам прибавку!
— Нет, ты ответь, ответь, почему нам клуни не дал?
— Мост к уборочной еще нужней, потому и не дал. — Захар Кузьмич сумрачнеет, а толкует ровно, хотя на горло и он брать умеет.
— Ишь, как он свой интерес блюдет. — Дед Степан протиснулся к самому столу, чтобы ловчей было перед носом управляющего руками махать. — А ты об народе подумал?! Об нем вот, — ткнул дед в тощую грудь прицепщика Андрея. — Пятерых ребятишков мужику прокормить надо, а сколь он на сенокосе заробит? Два рубля? Чё на них купишь, на деньги на эти? Аль не можно было, кабы ты захотел, мужиков поснимать с сенокоса да на клуни послать? А городские пусть бы на косилках задницы потрясли. Они, чай, не на стройку — корма заготовлять присланы…
Прицепщики, рабочие опять загудели, — согласны с дедом. Трактористы только помалкивают. Степан Иваныч, агроном, вскочил со стула.