Но нам не пришлось беспокоить английского майора. Обстоятельства сложились так. Пока офицер бегал в бар, мы сказали служителю, чтоб он отнес наши чемоданы в свободные комнаты. Служитель взял чемоданы и пошел наверх. Нам оставалось назвать капитану только номера комнат. Офицер был удивлен, а мы устроены.
Наступил вечер. Мы вышли из гостиницы. Город напоминал казарму, а улицы ее — коридоры, по которым прогуливались солдаты. Здесь были шотландцы, австралийцы, канадцы. Город был для них тесен. В каждом квартале светилось по нескольку баров. Бары заполняли военные. Мы зашли и сели у стойки. Парни в зеленых мундирах тянули спиртное из узких высоких стаканов так, словно они в Африке, а в стакане — прохладительный напиток. Мы удивились столь непомерной жажде. Высокий парень, с длинной орденской лентой на груди, сердито пробормотал: «Что прикажете делать человеку, который шесть лет не был дома и неизвестно, когда вернется домой? Петь псалмы?» Видно, ему здесь порядочно все осточертело. Выпив, оп обернулся к нам и, подмигнув своим товарищам, в свою очередь спросил:
— Какого черта вы здесь? И неужели вам также не надоело болтаться по свету и лезть не в свои дела?
Мы были удивлены таким грубым вопросом. Но высокий парень объяснил:
— Ведь вы же поляки, — и добавил, кивнув куда–то в сторону гладко причесанной головой: — Андерсовцы. Вам тоже не легче, — и предложил выпить совместно.
Видно, наш русский выговор они приняли за польский, штатские костюмы, очевидно, были выходной одеждой польских андерсовских офицеров.
Мы сказали, что мы русские. Английский солдат переспросил, серьезно глядя в глаза:
— Вы советские русские?
— Да.
Тогда он встал и, почему–то быстро оглянувшись по сторонам, поднял бокал и произнес негромко:
— За русских солдат, за русский народ!
Выпив, он разбил бокал о каблук, то же сделали его товарищи. Мы вышли на улицу. Возле бара стояли в ожидании испитые женщины, с темными впалыми глазами. Мы шли к порту. Навстречу нам попадались одни военные, а из местного населения только женщины, подобные виденным у бара. Остальные жители города, по–видимому, вечерами предпочитали сидеть дома, улицы не принадлежали им вечером.
С моря порт и город были освещены мощными столбами голубого света прожекторов военных кораблей, стоящих на рейде. Иллюминация эта была такой, словно происходила воздушная тревога. Прожектора светили с сумерек до рассвета. И где бы вы ни находились, голубое пламя над Триестом вы увидели б ночью всегда.
Свет прожекторов с английских кораблей имел некое символическое значение.
Это мы поняли, пройдясь по набережной, у стенок причалов которой впритык друг к другу стояли серые английские стальные корабли с расчехленными орудиями, как сильная морская стража. Ими были блокированы разноцветные деревянные рыбачьи барки — местный деревянный флот.
Населенно Юлийской Крайны и Триеста, которое четыре года вело под руководством национально–освободительных комитетов кровавую борьбу против фашизма, выразило свою волю избранием народного правительства уже в 1943 году, непосредственно после итальянской капитуляции. Освободительный Совет города Триеста был избран 15 мая 1945 года на собрании 1348 делегатов, представлявших 75 процентов избирателей. Областной народно–освободительный комитет создал «Народную защиту» — милицию, составленную из борцов–антифашистов, и народные суды, в функции которых входило наказание явных преступников войны — фашистских заправил.
Народно–освободительные комитеты разработали программу своей деятельности, отвечающую тем обычным задачам, которые ставили перед собой другие демократические народные системы, стряхнувшие с себя тиранию фашистской военной оккупационной диктатуры.
Но судьбою, или точнее союзническим Военным управлением, в руки которого попала судьба этого куска суши, все было решено иначе.
Союзническое Военное управление упразднило правительство, народную милицию и народные суды и, несмотря на всенародный протест, выразившийся во всеобщих стачках, оставалось неколебимым в своем решении.
В результате столь грубого обращения послушная военной силе фортуна начала проявлять удивительную благосклонность к фашистским элементам.
3 ноября 1945 года, в годовщину вступления итальянских войск в Триест, фашисты и шовинисты устроили в городе с одобрения властей демонстрацию угрожающего характера; для усиления ее из итальянских городов прибыли в Триест на автомобилях фашистские молодчики, вооруженные огнестрельным оружием, палками и ножами. В результате вмешательства новой полиции, созданной военными властями, оказались пострадавшими и арестованными 120 антифашистов, один убит, 20 тяжело ранены.
Из фашистских элементов никто по пострадал. Оно и понятно, если учесть состав нынешней полиции, которая действует по принципу: своих не обижать.
Но зато какие беспримерные жестокости по отношению к антифашистам! Нам известен случай, когда полицейский Эмилио Билласо застрелил в Триесте двух рабочих — Дероза и Коверлица — в кафе только за то, что они, сидя за столиком, пели партизанскую песню.
Беспримерная разнузданность этих вооруженных сил достигла своего предела во время расстрела рабочей демонстрации в рабочем районе Триеста Шкедне 10 марта 1946 года.
Демонстранты вывесили на церкви национальный флаг. Епископ Сантини сообщил об этом в полицию. Прибывший полицейский отряд без предупреждения открыл огонь по собравшейся толпе демонстрантов.
Для характеристики состава полиции следует сказать, что она на 60 процентов состоит из новоприбывших элементов, среди них много усташей и четников и более 160 активных членов фашистской партии. Стоит назвать присутствовавшего на расстреле инспектора Пьемонте, фашиста, бывшего офицера гражданской гвардии при немцах, Барки Евдженио, члена фашистской партии с 1924 г., бывшего начальника местной полиции при немцах в Копре, прославившего себя жестокостями и насилиями; сейчас он служит капитаном полиции в Горице. Вито Марио, служивший офицером гражданской гвардии при немцах, также сейчас отдает свой опыт полицейской службе — и так далее и тому подобное.
После кровавых событий в Шкедне, происшедших 10 марта, мы с величайшим смущением прочли в газетах коммюнике о визите в полицию генерал–лейтенанта Хардинга.
Вот эта заметка, комментировать которую излишне.
Перевод из газеты «Курьер ди Триеста» от 13 марта:
«Посещение генерал–лейтенантом Хардингом гражданской полиции Юлийской Крайны.
Сегодня утром командир 13‑го корпуса генерал–лейтенант сэр Джон Хардинг посетил командование гражданской полиции Юлийской Крайны в Триесте и говорил со всеми офицерами. Он выразил в общих чертах свое удовлетворение образом, каким гражданская полиция исполняет свои обязанности в особенно тяжелых условиях. Командир 13‑го корпуса заявил, что цивильная полиция Юлийской Крайны была подвергнута многочисленным провокациям и потокам оскорблений, между которыми многие, дополнил он, происходят из кругов, от которых можно было ожидать большего понимания.
Генерал Хардинг напомнил офицерам о разносторонних заданиях доверенного им дела и заверил, что они и все принадлежащие к силам полиции могут рассчитывать на полную поддержку союзных сил и союзного командования при исполнении своих обязанностей».
Односторонность карательной политики триестской полиции поразительна.
Фашистские демонстрации, происходившие в эти же апрельские дни, имели характер, явно враждебный всему тому, к чему стремятся союзные государства, и по существу были направлены против них.
Колонны шли по улицам, распевая фашистские гимны, крича: «Вперед на Любляну!», «Откроем поход на Далмацию!», «Смерть славянам!» Они вытягивали перед собой руки,.восстановив фашистское приветствие, вопили, прославляли Муссолини. И не удивительно, что после этого они выкрали с кладбища гниющие останки своего предводителя. Вонючий дух его витал над их колоннами. Когда эти колонны встретили на одной из улиц грузовик с немецкими военнопленными, следующими на работу, демонстранты окружили грузовик и устроили овацию сидящим в нем немцам. Эта сцена происходила 2 апреля 1946 года, на глазах у союзного командования и его полиции. Но когда какой–то английский моряк при виде проходящих колонн рабочих организаций поднял руку, сжатую в кулак, — в символическом приветствии Народного фронта, — он был немедленно арестован военным патрулем и увезен на машине.