Здесь перед всем миром ясно обозначились черты советского человека — его героизм, доблесть, беззаветная любовь к Отчизне, нерушимое чувство единства с демократическими народами. В те дни потрясенное человечество уверовало, что только советский народ может выполнить великую освободительную миссию.
Священные цели Великой Отечественной войны породили массовый героизм наших бойцов и офицеров. Несравненные подвиги, которые совершпли они, подняли в глазах всего мира советского человека на беспредельную высоту. Некоторые называли эти подвиги чудом. Но это было не чудо. Это было проявление тех духовных черт, которые, как самые бесценные в человеке, воспитывала, растила партия Ленина, государство трудящихся.
Я помню, как четыре с лишним года назад, вот на этом самом подмосковном рубеже в декабрьские дни 1941 года боец в примерзшей к ранам гимнастерке, готовясь к атаке, сказал:
— Я сейчас самый счастливый человек, я не боюсь немца, я сильнее его потому, что знаю: мы по бедим!
Да, это был счастливый человек, потому что он разбил здесь немецкие полчища, он защитил и спас свою Родину. Он стал освободителем Европы.
1946 г.
ИЮЛЬ, 1941‑й
1941 год! Он останется вечно в памяти нашего народа как высшая мера неодолимости его духа, стойкости и преданности Отчизне.
Нет меры тем мукам, бедствиям, утратам, какие понес наш народ, когда в канун самого долгого дня гитлеровские орды начали свое кровавое грабительское нашествие, упоенные легкостью побед, которые они уже одержали, разгромив сильнейшие европейские армии.
Враг был страшен, могуч и беспощаден. С отличной выучкой, с мастерски разработанной методологией убийства, оснащенный для этого злодейского труда не только танками и самолетами, но и газом «Циклон», душегубками, печами крематориев.
В июле, точнее 3 июля 1941 года, начальник гитлеровского генштаба Гальдер записал в своем дневнике: «…не будет преувеличением, если я скажу, что кампания против России была выиграна в течение 14 дней».
Он очень спешил, этот Гальдер.
В те дни мы, военные журналисты фронтовой газеты Западного фронта, скитаясь по горящей земле Белоруссии в поисках штаба фронта и своей редакции, видели своими глазами, как умеют самоотверженно сражаться советские воины.
Так, мне довелось набрести на сотую дивизию генерала Русспянова. Он был ранен в руку. Сменив генеральский окровавленный китель на гимнастерку, он попросил на воротнике ее нарисовать красным химическим карандашом знаки его военного звания. Выходя на проселочную дорогу, он собирал бредущих из окружения бойцов и тут же вводил их в бой. Он не знал сил противника. Не знал и всех своих сил, потому что к месту завязавшегося боя стягивались бойцы чужих разрознен–пых частей, а также легко раненные. Земля накрывалась огнем немецких орудий. Небо — его авиацией. А наши санитары, вынося из боя раненого, уползали обратно под огонь, чтобы найти его оружие, принести и передать другому. Были подбиты тягачи, много коней погибло под бомбежкой. И бойцы запрягались в орудия, вывозили их на огневые позиции, неся снаряды на руках так, как носят младенцев. Они не бежали в атаку, а шли, сберегая последние силы для рукопашной схватки.
Невысокого роста, плотный, баюкая искалеченную руку, Руссиянов шел вместе с ними, прихрамывая. И приговаривал:
— Не пускать их, не пускать!
Ползли плоские серые танки с белыми крестами на бортах. В танки летели бутылки с горючей смесью. В ту пору горестного отступления было не до того, чтобы заполнять наградные листы с именами тех, кто свершал эти высокие подвиги. Но именно эти люди и спасали тогда Отчизну, жертвуя своими жизнями во имя жизни тех, кто оставался за ними. И во имя того, чтобы собой задержать натиск врага.
А за их спинами из горящих деревень, подожженных фашистскими термитными бомбами, уходили скорбными толпами русские женщины, старики и старухи. Они шли по бесконечным дорогам, чтобы не стать подвластными гитлеровцам, бросив им все свое трудом нажитое, — шли в зной и шли в студеную мокрую пору осени по раскисшей земле. И это был тоже подвиг. Подвиг народного непреоборимого никакими страданиями духа.
1965 г.
КАПИТАН ВАСИЛИЙ ФИЛИН
Новороссийск. Порт. Море, грозно шатаемое суровым нордом. В зной, когда о камень можно обжечься, в холод, когда на пирсе нарастают зеленые льдины и ветер треплет с крыш железо и корабли пляшут на темных волнах, обрывая швартовы, по взлетающим, как качели, сходням мерной и цепкой поступью ходили изо дня в день, из ночи в ночь грузчики, опустошая трюмы кораблей.
Белесый, с темным лицом, выжженным солнцем и ветром, ходил с грузчиками и Василий Филин.
Ему было 17 лет, и он мечтал уйти когда–нибудь на корабле, освобожденном от привязи, в море.
Но пока он ходил днем только по пляшущим трапам с тяжелой кладью на спине, а вечером — в рабфак.
Его послали не в мореходное училище, как он хотел, а в школу пилотов.
После первого же полета он понял, что в небе больше простора сильному и смелому.
Бросая машину в фигуры высшего пилотажа, он испытывал чувство, равное тому, когда с высокого борта порожнего корабля он прыгал в море.
Он был бесстрашен в полете. Он хотел стать истребителем. Но командир сказал: «Ты спокойный и очень сильный человек, Вася. Тебе нужно водить большие корабли».
Мечта Василия Филина исполнилась: он попал на корабль — на воздушный.
Как–то полк получил задание произвести ночную учебную бомбежку. Синоптики не угадали погоду. Соединение попало в сплошное грозовое поле облаков. Хлестал град, грозя разбить лопасти пропеллеров. Корабли швыряло, как на море в ураганном шторме.
До рассвета Василий Филин водил свой корабль кругами в бушующем воздухе. Горючего в баках оставалось очень немного. Он решил вести машину назад на аэродром. Земля исчезла в сизой пене тумана.
Он вел машину, подчиняясь своему чутью. Разве в Новороссийске не было погуще туманов, а штормы на море слабее, чем в воздухе?
Внезапно мимо проплыл корабль командира эскадрильи.
Идти за ним? Идти за командиром, чего проще, чего безопаснее. Вернее.
Нет. Разве страна так учила водить его свой корабль? Разве всегда будут у него поводыри в воздухе?
В баках горючего на 25 минут лёта.
— Иди за ним, пока не поздно, — советует штурман.
— Нет.
Через двадцать минут Василий Филин посадил корабль на своем аэродроме. Это был его первый слепой полет. С тех пор прошло 9 лет.
Сейчас он капитан, командир эскадрильи. У него на груди орден Красного Знамени. За два месяца войны он уже успел совершить 32 боевых вылета в расположение противника.
Корабль капитана Филина в полете очень часто идет головным. Тогда он первым принимает на себя удары зениток. Он парит над ними, мерно посылая вниз тяжкие бомбы, парит до тех пор, пока не перемешает батареи с землей или пока ослабевшие от накала орудия уже не могут добросить снаряда до снижающейся на бомбежку эскадрильи. И тогда разящие бомбы начинают квадратами вспахивать землю, где трусливо зарылись убийцы, совершившие подлое нападение на нашу страну.
На рассвете эскадрилья капитана Филина возвращается на свой аэродром. Экипажи идут отдыхать, чтобы приготовиться к следующему полету. А их командир капитан Филин еще долго ходит по притихшему лагерю — спокойный и сильный человек, которому кажется все таким тесным на земле. И поэтому он ложится отдыхать не в палатке, как все, а под деревом, чтобы всегда видеть это свое большое и чистое небо.
1941 г.
ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА МУРАВИЦКИЙ
И в воздухе и на земле враг. Он ползет по дорогам, стуча железом. Он в небе.