2. Под открытым небом
Вот уж о чем я никогда не мечтала – это чтобы меня бросили прямо на вокзале.
Иногда период ухаживания подобен сырому полену: чадит, дымит и плюется искрами, но так и не занимается огнем по-настоящему. Когда он заканчивается, ты страдаешь не столько по конкретному человеку, сколько по тому, чего никогда по-настоящему не было: по вырванной возможности, по трюку надежды, которым ты обманула сама себя. И вот я в свои 28 лет стою на четвертой платформе железнодорожного вокзала Крю в кафе «Пампкин», пытаясь сделать выбор между тарелкой вчерашних, холодных как лед бирхер-мюсли за 2,99 фунта и пакетом криспов с солью и уксусом за 1,29. Пока объявления о задержке поездов и заменах платформ прибытия рокотали над головой, как янтарный ливень, я держала в ладонях ведерко вымоченных в йогурте овсяных хлопьев с крышечкой из фольги и чувствовала, как рассыпается крошкой моя решимость.
Всего сорок минут назад мужчина, с которым я ходила в поход, сказал, что отцом быть хочет, а вот иметь постоянную девушку – нет. Мы сидели в поезде компании «Верджин», въезжавшем в Стаффорд, возвращаясь после уик-энда в горах, и он, по всей видимости, решил, что сейчас самое время сообщить «благую весть». Поцеловал меня в губы, подхватил сумку и сошел с поезда. У окна задержался, подмигнул, улыбнулся и стал смотреть, как удаляется мой вагон. От Стаффорда до Крю я не отводила взгляда от грязного двухпенсовика солнца, медленно катившегося к земле. Сердце упрямо пробивало путь к глотке, как ручная шлифмашина, и я силилась не заплакать. Он меня поцеловал. Он подмигнул. Я ему не нужна. Я смотрела на попутчиков и сгорала со стыда: они все это видели. Они видели, как меня, словно пакет с мокрым мусором, вежливо, но твердо выставили на обочину. Я была взлохмачена, в легинсах, водрузила ноги на рюкзак, весивший столько, сколько свеженький труп, и была дурой. Конченой дурой.
Хотя знакомство с этим мужчиной длилось почти два года, это был практически первый случай, когда мы по-настоящему проводили время наедине. Я знаю, что вы хотите сказать. Эй, правда, знаю!
Пытаться превратить простое знакомство в полную деревенскую любовь на сеновале (ну, не совсем на сеновале) – поступок странный, но для меня это практически коронный прием. Видите ли, я никогда не находила прелести в необременительных связях, сколько бы ни старалась.
Я никогда не загружала приложения сайтов знакомств и редко приглашала кого-нибудь выпить или поужинать. Вместо этого я в лоб спрашивала мужчину, которого едва знала, не желает ли он поехать со мной в дикую глушь и провести там выходные, потея под двумя растянутыми полотнищами из полиэстера. Вы бы несказанно удивились, узнав, насколько часто мне говорили «да».
В общем, поскольку этого мужчину я едва знала, по-настоящему заговаривать с ним о будущем не могла – просто не смела. Свадьба не была пунктиком, я не нервничала в предвкушении «того самого вопроса», боясь, что его так и не зададут, но все еще любила воображать, как просыпаюсь в постели рядом с мужчиной и вижу волосы в его подмышечной впадине, подсвеченные утренним солнцем.
Я надеялась на липкие поцелуи, эсэмэски и шутки, понятные только двоим. Я осмеливалась представлять себе, как пеку ему хлеб, ставлю банку, полную сигаретных окурков, на подоконник, как у нас появляется общий книжный шкаф и – поскольку своего будущего никогда без этого не мыслила – общий ребенок. Пусть это прозвучит абсурдно, как кульминация самых страшных страхов психиатрического пациента с фобией на обязательства, но после всего двух ночей в двухместной палатке посреди дикой глуши я уже сочиняла сценарий жизни – с полной взаимозависимостью и детьми – с мужчиной, которого едва знала. Но все не так просто.
Для меня, как и для многих других женщин в период «потока», попытки вообразить, как это может быть – носить ребенка другого человека, доверить ему свою утробу, неразделимо переплести жизни – способ проверить, какие чувства я к нему испытываю на самом деле.