К. М. Пожарисский развернул грандиозные эксперименты по изучению морфогенеза экспериментального рака толстой кишки и морфогенеза опухолей центральной нервной системы, индуцируемых нитрозосоединениями. Рак толстой кишки индуцировали введениями 1,2-диметилгидразина, который был примесью при производстве 1,1-диметилгидразина, входившего в состав ракетного топлива. ДМГ синтезировали для нас в «закрытой» лаборатории известного института со смешным названием ГИПХ (Государственный институт прикладной химии). В. А. Александров размножал крыс и вводил им на разных сроках беременности самые разнообразные вещества и их сочетания, а пришедший в лабораторию в 1970 году канд. мед. наук В. И. Колодин занялся гистохимическим исследованием опухолей нервной системы и почек, которые развивались у крыс в этих опытах. А. Лихачёв также занялся трансплацентарным канцерогенезом, но на мышах. Мне же была уготована другая судьба.
Меня освободили от совместительства в должности санитара – в большом помещении нужен был постоянный работник, но предложили поработать сторожем вивария. Это была замечательная работа! Я мог спокойно готовиться к семинарам в кабинете заведующего виварием Виктора Егоровича Дергачева, включив роскошный по тем временам стереоприемник «Ригонда». И, конечно же, я мог беспрепятственно заниматься своими опытами. К тому же работники кухни вивария не забывали оставлять для дежурного кастрюлю с наваристым супом. В 40-литровых бидонах всегда была роскошная простокваша – в те времена в рацион животных ещё входило молоко. Его остатки рачительный Виктор Егорович превращал в простоквашу. В обязанности сторожа входил обход всех помещений вивария перед закрытием в 9 часов вечера. Нужно было проверить, выключен ли свет, закрыты ли водопроводные краны, двери комнат и клеток с животными. Последнее имело особую важность. Живший в виварии здоровенный кот Черныш отлавливал и поедал сбежавших из клеток мышей и крыс, что было, в общем-то, полезно. Однако если дверь в комнату была не закрыта, он мог лапой открыть клетку с ценнейшими подопытными животными, и тогда приходилось начинать всё сначала! Помню, как-то он сожрал целых десять мышей из моего опыта, и я гонялся за ним по виварию с палкой. Баба Катя, служившая в виварии еще при Шабаде, повесила на дверь комнаты с мышами, за которыми она ухаживала, плакат со стихами собственного сочинения: «Закрывай плотнее дверь – сбережёшь бесценный зверь!» И я следовал этим мудрым словам.
В лаборатории был небольшой конференц-зал, куда из кабинета Николая Павловича в виварий мы перенесли банки с опухолями животных, коллекцию которых начала собирать еще первая заведующая лабораторией опухолевых штаммов Нина Александровна Кроткина. Она была одним из первых экспериментаторов в онкологии и одной из самых преданных учениц Н. Н. Петрова. Родилась она в 1886 году в Симбирске в дворянской семье. Окончив в 1903 году гимназию, поступила в Симбирскую фельдшерскую школу. По окончании её (в 1908 году) училась в Женском медицинском институте в Петербурге (позже переименованном в I ЛМИ им. И. П. Павлова). Окончив институт с отличием, получила место ординатора на кафедре госпитальной хирургии профессора А. А. Кадьяна. Обладая значительным хирургическим опытом и блестящей оперативной техникой, с 1922 года начала сотрудничать с Н. Н. Петровым, избранным заведующим кафедрой после смерти Кадьяна. В полуподвальных помещениях его хирургической клиники Кроткина ставила первые опыты по индукции опухолей кожи у кроликов смазыванием каменноугольной смолой. В 1924 году ей была присвоена ученая степень доктора медицинских наук. Мне довелось лишь однажды лично встретиться с Ниной Александровной. Незадолго до кончины она пригласила сотрудников лаборатории приехать к ней домой на Большой проспект Петроградской стороны, чтобы взять нужные нам книги. Квартира была в доме, где размещался кинотеатр «Молния». Она сидела с отсутствующим взглядом на диване в своем домашнем кабинете. Над письменным столом висел большой, в полный рост, портрет Сталина, горячей почитательницей которого была Нина Александровна. Помню, как я принимал участие в ее похоронах и даже был на поминках. Участвовать в похоронах, отдать последнюю дань уважения ушедшему коллеге, «патриарху», хотя уже более полутора десятилетий не работавшему в Институте, да и чисто физически помочь немногочисленным родственникам Нины Александровны в такой момент, как и быть на поминках, меня и других своих молодых сотрудников обязал Николай Павлович. Ещё один его урок – урок отношения к учителям!