Ещё до отъезда в комитете комсомола нашли в шкафу забытое китайское красное знамя с нашитыми на него иероглифами. Сколько оно там пролежало – неизвестно, видно с 1950-х годов, когда в Институте училось много студентов из Китая. Иероглифы срезали, и одна из бригад нашила их на свои голландки, которые мы получали из гвардейского экипажа в Кронштадте. Стройотрядовская форма появилась позднее. Бригадиром «китайцев» был Эдуард Куриленко, у него был китайский значок с изображением Мао Цзэдуна. Валерий Нозик получил титул «дядюшки Джана» за то, что написал песню на мелодию гимна «Алеет Восток». В бригаде «китайцев» сочинили также песню «Вставайте, китайцы, Мао уже встал!», которую обычно пели после «Уродцев». Запомнились слова из неё:
Китайцев было жалко…
Командиром отряда был назначен Владимир Беляевский, который был на курс моложе меня. Он оказался замечательным организатором. Ещё в институте он стал членом обкома комсомола, после окончания учился в аспирантуре на кафедре организации здравоохранения, защитил кандидатскую диссертацию, затем стал главным врачом поликлиники I ЛМИ, а потом – главным врачом «театральной» поликлиники на Невском проспекте. На целине он гонял на мотоцикле по бригадам, которые возводили объекты в разных отделениях совхоза «Искра», в котором работал отряд. Про него тоже сложили песню, начинавшуюся так: «Ох, Володенька, наш начальничек, продавай скорее свой чихальничек…»
Отрядным врачом была Алла Дворкина – она хорошо себя проявила еще на первой целине. Мастером был старшекурсник ЛИСИ Валерий Орельский. Он был весьма квалифицированным строителем, отличался невозмутимостью и великолепным чувством юмора. Однажды мы приехали вечером из Карловки, где бригада, в которой я работал, строила жилые двухквартирные дома, и увидели, что Валерий с поварихами сидит горестно у обрушившейся кухни. Поварихи рассказали, что Валерий сидел на лавочке на кухне, писал наряды и вдруг увидел на столбике мирно сидящую мышку.
– Мышка, уйди, – попросил строгим голосом Валерий. Когда мышка не послушалась на третий раз, Валерий взял свое ружьё, которое стояло у него рядом, и выстрелил в мышку. Мышка исчезла, но заряд дроби перебил одну из стоек кровли, и она рухнула, обрушившись на котлы, в которых готовился наш ужин.
Этот год был просто замечательным. Отряд послали в Энбекшильдерский район, расположенный не очень далеко (около 250 км) от Борового – жемчужины Кокчетавской области, где была уже лесостепь, несколько гор и озера. Отряд наш жил в больших палатках, стоявших в небольшой сосновой роще, что защищало от жары и создавало свою атмосферу для ежедневных костров и песен под гитару. Незабываемыми были поездки на День строителя в Боровое или в гости к стройотряду Тартуского университета, бойцы которого научили нас «Летке-еньке» и другим эстонским танцам и песням.
Запомнилась поездка за 40 км в баню в райцентр Степняк. Возвращались часов в десять вечера под звездным пологом, сверкавшим своим великолепным Млечным Путем. Вдруг в вышине вспыхнуло ослепительное «яблоко», из которого пошла тоненькая ракета, за ней потянулся сверкающий хвост. Затем мы видели, как отделилась и отстала одна ступень, ракета превратилась в сверкающую точку, а ее хвост соперничал по яркости с Млечным Путем. Мы остановились и поехали лишь тогда, когда ракета ушла за горизонт. Утром по радио сказали, что в Советском Союзе «осуществлен запуск» космического корабля со спутником «Космос-44». До Байконура было около трёхсот километров…
Кстати, о Степняке. Когда я описал в письме домой эту нашу поездку, отец попросил узнать, не было ли в Степняке золотых шахт. Я выяснил у местных жителей, что золотые шахты были еще до войны, потом золота стало совсем мало и их закрыли. По возвращении я спросил отца, чем был вызван его странный вопрос.