Познакомились. Главный врач, худенький молодой человек в очках, представился Владимиром Прокофьевичем, оказался выпускником педиатрического факультета Хабаровского медицинского института этого года и только месяц как вступил в должность. Я тоже представился и изложил цель моего визита.
– Есть идея, – сказал главврач. – В больнице не работает много лет рентгеновский кабинет – аппарат сломан, починить некому, да и рентгенолога нет. Поселю-ка я вас там!
Мы прошли в отдельный деревянный дом, стоявший напротив амбулатории и станции скорой помощи, где размещался, почти целиком его занимая, рентгеновский кабинет. Вопрос был решен. Мы поставили деревянные топчаны, нам выдали матрацы, белье и одеяла из больничного хозяйства. Мои товарищи-лэтишники, среди которых оказались сотрудники кафедры рентгенолучевых приборов, быстро разобрали рентгеновский аппарат, загромождавший помещение. Нужно сказать, что перед нашим отъездом они собрали рентгеновскую установку и привели ее в рабочее состояние, чем немало удивили и порадовали главного врача.
Я спросил Владимира Прокофьевича, знал ли он Олега Курбатова, который окончил педиатрический факультет двумя годами раньше. Олег был старшим братом Павла – мужа моей сестры Татьяны. Курбатовы были нашими ближайшими друзьями во время службы отца в Хабаровске. Олег поступил в Хабаровске в медицинский институт. Когда отца демобилизовали и мы вернулись в Ленинград, Павел приехал поступать в Политехнический институт, где учился в свое время его отец Иннокентий Павлович, и часто бывал у нас дома. Потом Иннокентий Павлович пошел в гору – стал начальником управления вооружений ДВО, а затем ему присвоили звание генерал-майора, перевели в Москву, где он стал начальником ГРАУ (Главного ракетно-артиллерийского управления Советской Армии). Олег же остался доучиваться в Хабаровске, там женился, и, когда я приезжал на свои шабашки, с удовольствием бывал у него дома на улице Серышева. Владимир Прокофьевич сказал, что хорошо знает Олега, так как факультет был небольшой и практически все студенты, особенно старших курсов, были знакомы.
– Знаешь, Владимир Николаевич, у меня будет к тебе встречная просьба. Проведи обход в терапевтическом отделении – там у меня работает пожилая врачиха. Она ничего уже не помнит, а я как-то терапию не очень знаю, педиатр все-таки. Ты же все-таки клиническую ординатуру закончил.
Я не стал сознаваться, что моя клиническая ординатура проходила в лаборатории экспериментальных опухолей и моими пациентами были мыши и крысы, и согласился.
Спустя пару дней я сделал обход. Видимо, нас неплохо учили, поскольку мне удалось довольно уверенно разобраться со всеми пациентами и пациентками терапевтического отделения, заслужив безусловное уважение пожилой медсестры, которая сопровождала меня с чистым влажным полотенцем, подавая его мне обтереть руки после осмотра каждого больного. Я делал назначения, спрашивая у медсестры, есть ли такие лекарства у них в больнице. Практически все нужное было, и больные, в основном пожилые женщины, поняв, что им действительно поставили диагнозы и назначили соответствующее лечение, в один голос стали упрашивать меня остаться у них в больнице совсем: «Некому, миленький, нас здесь лечить». Видимо, местный терапевт уж действительно все забыла. Обходы я делал раз в две недели, но так и не видел её, наверное, она рано уходила с работы.
В один из первых рабочих дней Лёнечка Осиновский спас мне жизнь. Я залез по лестнице на поставленную на высоте большим автокраном на колонны поперечную балку, отцепил гак и стал забивать петлю кувалдой. Крановщик дернул гак, его мотнуло в одну сторону, и с точностью маятника он возвращался в мою голову, чего я, конечно, не видел. Леня крикнул: «Док!!!» Я не обернулся, а просто наклонил голову, и шестнадцатикилограммовый гак просвистел над моей головой. Я спустился с балки – ребята стояли бледные, а я только по их виду понял, что могло случиться.
Однажды ночью в окно постучали, – мой топчан стоял как раз у окна, выходившего на амбулаторию. Я выглянул – стучала дежурившая на скорой помощи фельдшерица. «Доктор, миленький, выходите – нужна срочная помощь!» Я выскочил на улицу. Фельдшерица объяснила, что пьяный тракторист, сдавая назад свою «Беларусь», придавил к забору собственного сына, у которого скальпированная рана головы и сильное кровотечение – не довезти до районной больницы. «А есть чем шить?» – поинтересовался я. Пацана лет десяти-одиннадцати положили на стол в перевязочном кабинете амбулатории. Ввели ампулу пантопона, еще одна оставалась в запасе, нашли коробку ампул новокаина. Облили спиртом и обожгли в металлическом лотке инструменты, нашедшиеся в шкафах. Я на всякий случай разбудил своего соседа, Игоря Журавина, для помощи – парень отчаянно ругался матом и пытался вырваться. Фельдшерице его было не удержать. Я осторожно исследовал и промыл перекисью рану – повреждений костей черепа не было. Тогда я засыпал в рану сухие антибиотики и наложил одиннадцать швов, наглухо закрыв рану, а затем наложил тугую бинтовую повязку «чепец». Парня мы отнесли в палату в детское отделение, где он быстро уснул. Нужно сказать, что рана быстро зажила без каких-либо осложнений. А мои товарищи возмущались тем, что папаша ни разу не пришел ко мне поблагодарить за сына и «даже бутылки не поставил».