Они вышли к берегу Красного моря и поднялись на корабль, раза в три или четыре превосходящий лодку, что доставила Болда в Александрию. «Дау», или «самбук», – так называли его в народе. Ветер дул постоянно с запада, иногда сильно, и корабль, прижимаясь к западному берегу и раздувая на ветру свой большой треугольный парус, двигался на восток. Шли полным ходом. Зейк давал невольникам всё больше и больше пищи, откармливая их на продажу. Болд с аппетитом уминал добавочные порции риса с огурцами, примечая, что язвы на ногах начинали потихоньку заживать. Впервые за долгое время голод не мучил его беспрестанно, и ему казалось, будто некий туман рассеялся, или спала дрёма, и он, Болд, постепенно пробуждается ото сна. И пусть теперь он был рабом, он не останется им навсегда. Что-нибудь непременно произойдёт.
Снявшись с якоря в Массауа, засушливом и буром портовом поселении, служившем перевалочным пунктом для паломников, они поплыли на восток, пересекая Красное море, обогнули пологий красный мыс, за которым заканчивалась Аравия, и достигли Адана – большого приморского оазиса. Болд никогда не видел такого огромного порта, как в этом богатом городе, где зелёные пальмы покачивались над черепичными крышами, росли цитрусовые деревья и повсюду виднелись бесчисленные минареты. Однако Зейк не высадил невольников на берег и не разгрузил товары – проведя день на берегу, он вернулся и покачал головой.
– В Момбасу, – сказал он капитану корабля и заплатил ему сверху.
Снова поплыли на юг: через пролив, обогнули мыс Рас-Хафун, а затем – вдоль побережья Зинджи, уходя в такие дали, где Болд никогда прежде и не бывал. К полудню солнце стояло прямо над головой и жарило нещадно, и так дни напролёт, день за днём, без единого облачка в небе. Воздух обжигал, как будто мир стал одной большой печкой. Побережье виднелось либо мертвенно-коричневым, либо ярко-зелёным, не зная полутонов. Они останавливались в Могадишо, Ламу и Малинди, процветающих арабских торговых портах, но Зейк сходил на сушу ненадолго и скоро возвращался.
Они зашли в гавань Момбасы, самую большую из встретившихся им на пути, и там их взорам предстала флотилия исполинских кораблей – они казались Болду немыслимыми, до того были огромными. Каждый размером с небольшое поселение, с шеренгой мачт вдоль центра палубы. Таких диковинных кораблей он насчитал здесь около десяти, а между ними стояли пришвартованными ещё двадцать кораблей, поменьше.
– Славно, – сказал Зейк, обращаясь к капитану самбука. – Китайцы уже здесь.
Китайцы! Болд и помыслить не мог, что у китайцев такой огромный флот. Впрочем, ничего удивительного. Пагоды, Великая стена – китайцы любили строить с размахом.
Флот походил на архипелаг. Все на борту самбука, притихнув и оробев, разглядывали гигантские, точно морские божества, корабли. Китайские суда длиной превосходили самые большие дау в дюжину раз, а на одном из них Болд насчитал целых девять мачт. Зейк посмотрел на него и кивнул.
– Смотри, смотри. Бог даст, скоро станут твоим новым домом.
Капитан самбука, подставляя бризу паруса, подвел его к берегу. Вся береговая линия была утыкана шлюпками приезжих, и после непродолжительного обсуждения с Зейком капитан поставил судно на якорь в южной части гавани. Зейк и его слуга закатали подолы, перешагнули через борт самбука и ступили в воду, после чего помогли всей связке невольников выбраться на сушу. Зелёная вода была тёплой, как кровь, почти горячей.
Болд заметил китайцев, даже здесь облачённых в традиционные красные войлочные халаты, слишком тёплые для местного климата. Они бродили по рынку, трогали товары на прилавках, шептались между собой и торговались, общаясь с купцами при помощи переводчика. Зейк, знакомый с переводчиком, подошёл к нему, расшаркался в приветствии и стал расспрашивать о том, как идёт торговля с китайскими гостями. Переводчик познакомил его с китайцами, которые вели себя по обыкновению обходительно, и даже дружелюбно. Болда немного потряхивало, то ли от духоты и голода, то ли всё-таки от того, что он снова, спустя столько лет и обойдя полмира, встретил на своём пути китайцев. Китайцев, которые по-прежнему преследовали свои корыстные интересы.