Евнух смерил Болда скептическим взглядом.
– В общем, как бы то ни было, протекция Чжэна поможет вам устроиться. Он очень хорошо вас рекомендовал. А тебе, конечно, понадобятся твои пао.
– Пао? – переспросил Киу. – Моё хозяйство?
– Ну, ты понимаешь, – евнух указал на пах Киу. – Доказательство твоего статуса необходимо иметь при себе даже после того как я проведу осмотр и выпишу справку. И потом – что, пожалуй, самое главное, – когда тебя будут хоронить, их положат тебе на грудь, чтобы провести богов. В конце концов, ты же не хочешь вернуться сюда самкой мула, – он с любопытством оглядел Киу. – Ты их не сохранил?
Киу покачал головой.
– Ну, так у нас этого добра навалом, выбирай из тех, что остались от умерших пациентов. После бальзамирования негра от китайца и не отличишь!
Доктор рассмеялся и повёл их по коридору.
Он сказал, что его зовут Цзян. Он был бывшим моряком из Фукианя и недоумевал, с чего бы абсолютно здоровому юноше покидать побережье ради такого места, как Пекин.
– Ты так чёрен, что на тебя будут смотреть, как на цилиня, которого флот привёз в подарок императору из последнего плавания. Пятнистый единорог с длинной шеей, кажется, тоже из Зинджи. Видел его?
– Флот большой, – ответил Киу.
– Понимаю. Ву и прочие дворцовые евнухи любят экзотику вроде тебя и цилиня, император тоже, так что волноваться не о чем. Веди себя тихо и не влезай ни в какие заговоры, и всё будет хорошо.
В здании склада было прохладно. Они вошли в помещение, заставленное запечатанными фарфоровыми и стеклянными банками, и подобрали Киу чёрный пенис, чтобы взять его с собой. Старший евнух лично его осмотрел, убедившись, что он именно тот, за кого себя выдаёт, затем выписал ему справку прямо на рекомендательном письме Чжэна и шлёпнул по бумаге печатью с красными чернилами.
– Некоторые пытаются врать о том, что они евнухи, но когда они попадаются, им без лишних разговоров отрывают яйца, и врать больше не приходится. Я заметил, что тебе не вставили перо после кастрации. Перо нужно, чтобы проход не зарастал, а уже в перо вставляется пробка. Так гораздо удобнее. Они должны были сделать так, когда тебя резали.
– Я вроде обхожусь, – сказал Киу.
Он поднёс стеклянную банку к свету и внимательно посмотрел на свои новые пао. Болд вздрогнул и первым вышел из жуткого места.
Пока всё решалось во дворце, Киу выделили койку в общежитии, а Болду предложили палату в мужском корпусе лечебницы.
– Временно, разумеется. Если только вы не пожелаете присоединиться к нам в главном здании. У нас много возможностей для карьерного роста…
– Нет, спасибо, – вежливо ответил Болд.
Но он видел, как часто приходили в лечебницу мужчины с просьбами об операции, отчаянно нуждаясь в работе. Страну мучил голод, и недостатка в желающих не было, некоторым даже приходилось отказывать. Как и во всём Китае, здесь действовала строгая бюрократическая система – на благо дворца трудилось, ни много ни мало, несколько тысяч евнухов. Лечебница была лишь одним из её винтиков.
Так они остались в Пекине. Дела шли до того хорошо, что Болд подумал, вдруг Киу, который больше не нуждался в Болде так, как во время их путешествия на север, теперь оставит его, переедет в Запретный город и исчезнет из его жизни. Эта мысль, как ни странно, его опечалила.
Но Киу, получив назначение к наложницам Чжу Гаочжи, старшего законного сына императора и назначенного престолонаследника, попросил Болда пойти с ним и устроиться к наследнику на должность конюха.
– Мне всё ещё нужна твоя помощь, – сказал он просто, в тот момент слишком напоминая мальчика, который давным-давно поднялся на борт их корабля-сокровищницы.
– Я попробую, – согласился Болд.
Киу сумел уговорить старшего конюха Чжу Гаочжи пойти им навстречу и принять Болда, и Болд вошёл в конюшню, продемонстрировал свои навыки работы на больших красивых скакунах и получил работу. Монголам в конюшне не было равных – совсем как евнухам во дворце.
Болд решил, что работа ему досталась лёгкая. Наследник был праздным человеком, верхом ездил редко, и конюхам приходилось самим выгуливать скакунов на дорожках и в новых парках на территории дворца. Лошади были большими, белоснежными, но медлительными и невыносливыми. Теперь Болд понимал, почему китайцы никогда не пройдут на север от своей Великой стены и не захватят монголов, несмотря на несметное своё число. Монголы жили лошадьми и питались тоже ими: делали одежду и жилища из войлока и шерсти, пили лошадиное молоко и кровь, ели их, когда возникала необходимость. Лошади были жизнью монгольского народа, а эти увальни годны разве что вертеть жернова с закрытыми шорами, до того они были вялыми и ленивыми.