Выбрать главу

Миновав Сухуми, Кутаиси, Тбилиси, мы окольными путями добрались до Хасавъюрта и Махачкалы. Отсюда мне предстояло лететь в Сталинград, чтобы передать письмо маршала Буденного командующему бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии генерал-лейтенанту танковых войск Я. Н. Федоренко.

Из Сталинграда я вернулся в Краснодар. 1 сентября в соответствии с директивой Ставки Верховного Главнокомандования Северо-Кавказский и Закавказский фронты были объединены в Закавказский фронт. Вместо Северо-Кавказского фронта была создана Черноморская группа войск (ЧГВ). Командующим войсками ЧГВ назначили генерал-полковника Я. Т. Черевиченко.

В первых числах сентября меня вызвали к маршалу. Семен Михайлович радушно встретил меня, поздравил с присвоением очередного звания подполковник и прямо спросил, согласен ли я лететь в Москву.

- Солдат всегда готов выполнить приказ начальника, - не задумываясь, ответил я.

- Тогда собирайтесь в путь.

До Москвы добирались двое суток, и у меня было достаточно времени, чтобы критически осмыслить свой путь аа последние шесть месяцев. То, что пришлось делать в этот период, никак не удовлетворяло меня. Я не сумел найти своего места, попав в крупный штаб. Это угнетало. Решил в Москве любой ценой добиваться назначения в действующую армию.

Снова на фронт

Площадь Коммуны в Москве всегда была для нас, военных, притягательным местом.

К нашим услугам была предоставлена большая, по-военному строгая, но уютная гостиница. К ней примыкали кинотеатр и концертный зал, Музей Красной Армии, выставочные холлы и спортивные площадки.

Венцом всего этого комплекса был Центральный театр Красной Армии, построенный накануне войны и охватывающий пятиконечными крыльями всю центральную часть площади.

В войну эти места стали особенно оживленными. С фронтов и из глубокого тыла, из учебных центров к гостинице ЦДКА стекались сотни офицеров и генералов.

Я уже находился в Москве около недели. Ежедневно к девяти утра мчался в НКО. И каждый раз подполковник Леонид Михайлович Буденный вежливо, но твердо отвечал одно и то же:

- Приказано оставаться на месте.

Этот ответ выводил меня из терпения: не мог я со своим непоседливым характером ждать у моря погоды...

Как-то, в дни вынужденного безделья, случайно узнал, что мой бывший однокашник по Саратовскому танковому училищу Вячеслав Муравьев служит адъютантом у члена Военного совета бронетанковых войск Красной Армии Николая Ивановича Бирюкова. А пробивная сила адъютантов была мне в ту пору уже хорошо известна.

Не долго думая, я пошел к Муравьеву и рассказал о моем желании скорее попасть на фронт.

Майор Муравьев помог мне. Я был выведен из резерва, предстал перед начальством и в ту же ночь на попутных машинах уже добирался к месту новой службы.

Меня назначили начальником разведки 3-го механизированного корпуса. Конечно, это было не совсем то, о чем мечтал: в мыслях я видел себя в роли командира полка или бригады... И все же назначение обрадовало - ведь я попадал в действующую армию.

Осенью сорок второго формировались три механизированных корпуса.

Первым командовал один из старейших танкистов генерал Михаил Дмитриевич Соломатин, вторым - генерал Иван Петрович Корчагин и третьим, в составе которого мне предстояло служить, бывший командир 1-й гвардейской танковой бригады генерал Михаил Ефимович Катуков, прославившийся в боях под Москвой.

Знакомство с командиром корпуса состоялось в небольшом домике на окраине Калинина. Незабываемое впечатление произвел на меня генерал Катуков - его внешность, манера держаться. Внимательно выслушав меня, он сказал:

- Ладно, принимаю вас к себе. Одно только запомните: сам я в прошлом тоже разведчик. Премудрости этой профессии мне знакомы, поэтому не пытайтесь меня обводить. О противнике вы обязаны докладывать правду, и только правду. Люблю точность и не терплю приблизительности. Поэтому никаких "по-видимому", "предположительно", "требует уточнения" в вашем лексиконе быть не должно. Выбросьте эти слова раз и навсегда...

С начальником штаба корпуса Матвеем Тимофеевичем Никитиным я познакомился на станции Калинин, где шла погрузка танков в железнодорожные эшелоны. Этот молодой, подтянутый подполковник показался мне при первой встрече немногословным и мрачноватым. Приказав мне организовать контроль за отправкой эшелонов, он четко изложил круг моих обязанностей и потребовал от меня глубокого понимания своих задач.

После войны мне привелось долгие годы работать с Матвеем Тимофеевичем в одном округе. Он сохранил изумительную работоспособность, высокую организованность и исполнительность, честность и благородство, проявлявшиеся в равной мере по отношению к начальству и к подчиненным.

В ноябре 1942 года 3-й механизированный корпус закончил свое формирование, завершил переброску в район северо-западнее Белого и сосредоточился в исходных районах в готовности к боевым действиям.

Вторая военная зима на Калининском фронте была мягче, чем предыдущая, но отличалась обилием снега. Несколько недель длился невиданный в этих местах снегопад. Прифронтовые деревни и поселки утопали в глубоких сугробах. Дороги начисто замело, леса стали труднопроходимы. Для механизированных и танковых частей это было тяжелым испытанием. Очень затруднилась доставка продовольствия, горючего, боеприпасов, усложнилась и без того тяжелая эвакуация раненых и больных.

В таких условиях подготовка и проведение наступательной операции по разгрому 9-й немецкой армии в районе Белого была очень нелегким делом.

Обстановка на этом участке сложилась следующим образом. В течение всего 1942 года войска оставались на своих местах. Частные наступательные операции, проводившиеся летом под Ржевом, не привели к заметным изменениям в группировке войск обеих сторон. В нашем тылу, как злокачественная опухоль, оставалась 9-я немецкая армия, состоявшая из нескольких дивизий. Этот огромный клин между Ржевом и Белым всей своей тяжестью навис, как дамоклов меч, над правым крылом нашего Западного фронта.

Теперь настало время удалить эту опухоль и разделаться с фашистской группировкой в тылу наших войск. Этому способствовала и общая обстановка на фронте, которая благоприятно складывалась для нас: инициатива боевых действий переходила в наши руки.

19 ноября Красная Армия начала контрнаступление под Сталинградом. Войска Северной группы Закавказского фронта продолжали наносить удары фашистам в районе западнее Орджоникидзе с целью разгрома их алагирской группировки.

В этих условиях мы и начали наступательную операцию.

Наши успехи на Калининском фронте по сравнению с блестящими победами, одержанными Красной Армией на Волге, выглядели весьма скромно. За две недели наступления мы прошли не более пятидесяти километров. Это было очень мало. 9-я немецкая армия, хотя и понесла значительные потери, все же удержалась на своих позициях.

Темп продвижения нашего соседа справа - корпуса генерала Соломатина, наступавшего в центре боевых порядков гитлеровцев, тоже оставлял желать лучшего.

Не добились особого успеха и войска генерала Корчагина, наносившие главный удар на юг, в основание главной группировки противника.

Замысел командования фронта, предусматривавший разгром этой сильной вражеской группировки с помощью рассекающих ударов с трех направлений, во главе которых стояли механизированные корпуса, полностью осуществлен не был.

Тем не менее действия механизированных корпусов расценивались положительно. И прежде всего потому, что они как бы продолжали наступательный порыв советских войск на Волге, Кавказе и на Дону. Здесь, на севере, мы сковали крупную вражескую группировку, вцепились в нее мертвой хваткой, загнали в непроходимые снега и окончательно воспретили ей какие бы то ни было переброски на юг.

Бои в районе Ржев, Белый явились для нас хорошим уроком. Все три корпуса, их командный состав, сержанты и солдаты, получившие боевое крещение в тех тяжелых условиях, впоследствии с блеском показали себя в битвах под Курском, на Украине, в Польше, Германии и стали гвардейскими.