Командир бригады подполковник Ф. П. Липатенков поручил мне возглавить передовой отряд в составе 14-го танкового полка и батальона Долгова. Такие же отряды шли от 6-го и 31-го танковых корпусов нашей армии и приданного ей 5-го гвардейского танкового корпуса генерала А. Г. Кравченко.
Утром 7 августа части различных соединений 1-й танковой армии с трех сторон ворвались в Богодухов. В эфире творилось что-то невообразимое. Нас подгонял голос "Барса" - командира корпуса генерала Кривошеина. После скоротечного боя наши части овладели городом.
Опомнившись, противник начал спешно подтягивать к Богодухову части танковой дивизии СС "Рейх". Генерал Кривошеин, быстро оценив обстановку, принял решение охватить с обоих флангов главные силы вражеской дивизии, вышедшие на рубеж хутор Зиньковский, Балановка, и во встречном бою разгромить их.
Завязались ожесточенные бои, в результате которых танковая дивизия СС "Рейх", понеся огромные потери, откатилась за реку Мерчик, на 16 километров южнее Богодухова.
8 и 9 августа соединения 1-й танковой, а также 6-й гвардейской армий вели непрерывные бои юго-восточнее Богодухова с частями танковых дивизий СС "Рейх", "Мертвая голова" и остатками 19-й немецкой танковой дивизии. Благодаря усилиям танкистов генералов Кривошеина, Кравченко и пехоты генерала Чистякова в районе Богодухова мы окончательно умертвили эту недоброй памяти "Мертвую голову".
Войска Воронежского и Степного фронтов неудержимо рвались к Харькову, охватывая его со всех сторон. Военное счастье, о котором мы мечтали под Смоленском и Ржевом, под Керчью и Севастополем, теперь вовсю улыбалось нам. Ведя ожесточенные бои за каждый населенный пункт, мы обеими ногами вступали на Левобережную Украину...
Ночь на 11 августа оказалась для нашей бригады трудной. В одном из населенных пунктов восточнее Богодухова мы напоролись на сильную вражескую группировку. Завязался тяжелый ночной бой. Только к утру главные силы бригады смогли двинуться на северо-восток.
Предстояло перерезать железнодорожную ветку Богодухов - Харьков и овладеть станцией Максимовка.
Потеряв много времени на ночной бой, мы с большим опозданием вышли на исходные позиции у реки Мерчик. На этот раз бригадный разведчик Александр Иванов сработал неважно: противник от нас ускользнул. Местонахождение его основной группировки и характер системы обороны на высотах противоположного берега реки Мерчик остались для нас полной загадкой. Солнце стояло в зените, когда наши батальоны, не встречая сопротивления, развернулись на широком плато и приблизились к мосту. Безмолвие на противоположном берегу крайне удивило нас. Командир бригады приказал остановить главные силы и возобновить наступление только после тщательной разведки берега. Перед разведчиками была поставлена задача отыскать брод, а также проверить, пригоден ли мост для прохождения танков и тяжелой техники. Получив от меня задачу, разведчики бросились вперед. Саперы и минеры во главе со своим командиром канитаном Паллером так же, не задерживаясь, ринулись к мосту.
Развернув карту на крыле машины радиостанции, подполковник Липатенков уточнил боевую задачу дня. Поочередно оглядев через бинокль мост, мы пришли к выводу, что он непригоден к использованию в качестве переправы для танков и гусеничной техники. Поэтому командир бригады решил лично повести танковый, полк в обход моста слева, а мне приказал наступать с мотобатальонами прямо в направлении моста. Давно улеглась придорожная пыль, все заметнее удалялся шум танков, которые подполковник Липатенков повел к броду, а разведчики, посланные мною к мосту, все не возвращались.
И как всегда, меня подвел неугомонный характер. Вскочив на ходу в "виллис", я через десяток минут оказался у моста, по которому беззаботно прогуливался Паллер. Добродушная улыбка расплылась на его лице:
- Все в порядке, товарищ подполковник, мост разминирован и пригоден для всех видов автотранспорта.
Увидев нас с Паллером прогуливающимися по мосту, подбежал Саша Иванов. Куда девалось его плохое настроение, вызванное моим недавним разносом.
- Разведчики обследовали реку, танки вполне могут переправляться вброд! - радостно доложил он.
А меня по-прежнему беспокоило таинственное затишье на противоположном берегу Мерчика.
- Где все-таки гитлеровцы? - ни к кому не обращаясь, спросил я.
- Видимо, мотанули отсюда! - безапелляционно отчеканил разведчик.
Мост, как магнит, притягивал всех нас к себе.
К мосту ринулась головная походная застава, подошел со своим батальоном Долгов. Невесть откуда, прыгая по кочкам, обдавая нас паром, промчалась походная кухня, за ней потянулись другие хозяйственные машины... Я сразу понял, что этот беспорядочный бег к мосту к добру не приведет. Но понял это, к сожалению, слишком поздно. Не успел хорошенько оглядеться, как на нас обрушился залп минометов. С противоположного берега ударили автоматные очереди.
Через несколько секунд мост опустел: он был невысоким, и все мы бросились в воду. Со стороны станции, с холмов противоположного берега сыпанули снаряды и мины.
Спасло нас мертвое пространство, образованное высоким берегом, за которым мы прятались. У противника не выдержали нервы. Открыв огонь преждевременно, он к тому же повел его очень неточно. Это позволило нам опомниться и принять контрмеры.
Суматоха у моста вскоре улеглась. Артиллерийский дивизион Ф. М. Вересова и приданный бригаде минометный полк открыли огонь, который сразу заставил замолчать вражеские батареи. Приутихли и немецкие автоматчики. Мокрые, измотанные, но невредимые, мы добрались до штаба бригады, располагавшегося в реденьком садочке.
А через час после нашего сильного артиллерийского и минометного огня слева и справа от моста развернулись и пошли в наступление батальоны Долгова и Иванова. Они сразу зацепились за противоположный берег Мерчика. А вскоре передовой батальон радировал о взятии станции Максимовка...
Я лежал у моста. Словно в тумане, плыли по нему машины и артиллерия, минометы и кухни. Все пришло в движение, лишь я остался лежать на земле. Несчастье произошло со мной в тот самый момент, когда я остановился у берега, чтобы радировать "Барсу" о выполнении бригадой боевой задачи. На нас налетела стая итальянских самолетов. Они покружили над мостом, и вдруг на наши головы посыпалось огромное количество мелких осколочных гранат. Около меня каким-то образом очутился совсем молоденький солдат, видимо только что прибывший на фронт. Задрав голову, он с удивлением наблюдал за тем, что происходило в небе. Я успел крикнуть солдату "Ложись!" и вслед за этим толкнул его в воронку, прикрыв сверху своим телом.
Маленький осколок, величиной с горошину, попал мне в живот, проник в брюшину... Молодой солдат остался невредимым и двинулся со своей частью на запад, освобождать Украину. Я же на долгие месяцы вышел из строя.
Опомнился в госпитале на станции Солнцево недалеко от Курска, а в первых числах сентября меня перевели во фронтовой госпиталь, находившийся в освобожденном Харькове, в том самом городе, на подступах к которому я получил тяжелое ранение.
Под Киевом
Тяжелыми и тягучими казались дни пребывания в харьковском госпитале. Меня, как и многих других фронтовиков, тянуло на фронт. Газеты и письма приносили радостные вести. Враг, разбитый под Орлом и Курском, откатывался на запад. Левобережье Украины очищалось от фашистских оккупантов. С невиданной силой вспыхнули бои на отвоеванных и закрепленных плацдармах севернее и южнее Киева.
И тут не выдержала моя солдатская душа. Да пусть простят мне это прегрешение: в одну из темных осенних ночей с группой выздоравливающих солдат и офицеров я просто сбежал из харьковского госпиталя на фронт. Рана еще не зарубцевалась, но настроение было хорошее, а я по опыту уже знал, что бодрое состояние духа помогает затягиваться ранам.
И все же в глубине души что-то подсознательно тревожило меня. На днях я ездил в штаб 1-й танковой армии. С ней провоевал около года, там и мечтал продолжать службу. Жаль было бы расстаться с боевым, умным, жизнерадостным командующим М. Е. Катуковым, которого я искренне уважал. Да и к танкистам в бригаде я успел привязаться душой. Но место мое оказалось запятым, а быть в резерве не захотел. Меня тянуло на Днепр, где развертывалась гигантская битва за Киев.